Николай Шмелев - Истоки. Авансы и долги

Результаты не заставили себя ждать. В девятой пятилетке грузооборот железных дорог прирос почти на 30 процентов, в десятой — лишь на шесть с небольшим. В 1979–1980 годах наблюдался прямой регресс: перевозили меньше грузов, нежели в 1978 году. Транспорт начал тормозить все народное хозяйство. Думаю, не будет преувеличением сказать, что сегодня это проблема номер один для страны.

Даже при выборе верного курса положение может быть нормализовано никак не скорее, чем за две пятилетки. Нужны какие-то иные решения, скорые и определенные. Какие конкретно?

Попытаемся подойти к проблеме с другого конца — как сократить саму потребность в перемещении грузов без ущерба для народного хозяйства.

Наши железные дороги перевозят больше, чем весь остальной мир, и почти втрое больше, чем США. Хорошо это или плохо? Смею думать, это не то превосходство, которым мы должны гордиться. Все же тонно-километры не намажешь на хлеб взамен масла, их не употребишь вместо металла при выпуске техники. В принципе перевозки желательно свести к минимуму. Возможно ли это?

Тут первым делом надо разбить несколько живучих мифов. Существует, например, такое мнение. Неудивительно, что в Штатах железнодорожные перевозки в несколько раз меньше наших — там необычайно развит автомобильный транспорт, он-то и берет на себя лишнюю нагрузку. Так ли? Я суммировал грузооборот того и другого вида транспорта (по данным за 1978 год). В США железные дороги и автомобили исполнили около 2,3 триллиона тонно-километров, у нас — свыше 3,8 триллиона. Могу добавить: в СССР лучше развит трубопроводный транспорт, что, конечно же, снимает часть нагрузки с железных дорог.

Другой миф правдоподобнее: дескать, территория нашей страны огромна, приходится таскать грузы на расстояния, немыслимые в тех же США. Давайте опять обратимся к статистическим справочникам. В 1977 году средняя дальность перевозок по железным дорогам в СССР достигла 895 километров, в США — 906 километров. Попытаемся теперь сравнить не тонно-километры, а просто тонны перевезенных грузов, неважно, на какое расстояние.

По такому счету, в СССР в 1950 году перевезено по железным дорогам 834,3 миллиона тонн, в США — 1320 миллионов. Так было. К 1977 году картина резко изменилась: у нас — 3,7 миллиарда тонн, в США — 1,38 миллиарда. У нас в 2,7 раза больше! Если же учесть, что наш валовой национальный продукт пока меньше американского, то выйдет: на каждую произведенную единицу продукции у нас приходится во много раз больше перевозок, чем в США. И не только в США.

По статистическим справочникам нетрудно исчислить годовой объем перевозок на душу населения. Картина такова: в СССР — 14,4 тонны, в США — 6,3, в странах Европейского экономического сообщества — 3,6, в том числе в Англии — 3,1, во Франции — 4,4, в ФРГ — 5,7. Что же такое мы все возим да возим и остановиться не можем?

А дело вот в чем. Хотя в последние годы и начинает явственно обозначаться поворот экономики к эффективности, появляются определенные сдвиги к лучшему в использовании ресурсов, которые можно, так сказать, пощупать руками — сырья, материалов, рабочей силы, — транспортного ресурса, однако, экономия еще не коснулась. Отношение к нему у хозяйственников легкое, как к чему-то чуть ли не даровому, вроде воздуха. Такая психология складывалась десятилетиями, да и сегодня продолжают действовать условия, укрепляющие ее. В этом феномене стоит основательно разобраться.

Простой пример. В США стоимость угля удваивается при перевозке его на шестьсот километров. Заказчик, раньше чем обратиться к дальнему поставщику, посчитает хорошенько, не купить ли топливо подороже, но поближе. У нас удвоение стоимости угля происходит при переброске его на четыре тысячи километров. Плата за перевоз, по существу, символическая: тариф в шесть-семь раз ниже американского. И получается, к примеру, что электростанциям выгоднее завозить в Донбасс сибирский уголь, нежели потреблять местный. И завозят…

Некоторые экономисты предлагают заманчиво простое решение: надо поднять тарифы, ввести в хозяйственный механизм правило, выраженное присловием: «За морем телушка — полушка, да рубль перевоз». Сделать это никакого труда не составляет. Ведь в плановом хозяйстве стоимость товаров и услуг определяется не рынком — ее, по выражению Маркса, конституирует государство. Уверен, однако, что, какую бы цену перевозок ни назначили плановики, потребителя транспорта это не смутит. Возросшие издержки будут учтены в плане потребителя. Его прибыль, понятно, снизится, ну, и бог с ней, план-то по прибыли опять будет сверстан с учетом новых транспортных издержек. Словом, предприятию вполне безразлична величина расходов на перевозку потребляемых материалов и готовой продукции.

Хорошо, а государству? Ему-то не безразлично! Однако что есть государство? Кем представлено оно в качестве пользователя железных дорог? Спланировать сверху миллионы и миллионы перевозок столь же нереально, как установить в едином хозяйственном органе номенклатуру всей выпускаемой в стране продукции, которая насчитывает 20 миллионов видов изделий. Применительно к транспорту такая задача и не ставилась. Но тогда истинными распорядителями транспортного ресурса становятся ведомства. Руководитель любого из них в данном случае с достаточным основанием может сказать: «Государство — это я».

Наше управление хозяйством построено в виде вертикали: предприятие — промышленное объединение — министерство. Верхние звенья приказывают, нижние исполняют. Приказать же мыслимо лишь своим, у «чужих» — другие командиры. Надежных способов воздействия на партнеров из «чужой епархии» нету. Каждое ведомство стремится поэтому по возможности замкнуть хозяйственные связи внутри самого себя, исключить или хотя бы ограничить контакты за пределами системы. Завод во Владивостоке охотнее заключит договор на поставку, например, литья не с соседом, который через забор, а с минским предприятием своего министерства. Так надежнее — в случае чего можно и министру пожаловаться, а с соседа взятки гладки. Вот вам и встречные перевозки. Пожалуй, никакой другой отрасли народного хозяйства ведомственность не чинит столько зла, сколько транспорту.

Обратимся к перевозкам… ну хотя бы сборного железобетона. Изготовляют его предприятия двухсот ведомств, каждое для себя, причем поставки налажены по правилу: «От своего поставщика — своему потребителю».

Что из этого выходит, я проследил по отчетам в управлении Свердловской железной дороги. Строительные материалы занимают первое место среди отправляемых грузов. Более двух тысяч вагонов со сборным железобетоном уходит отсюда ежемесячно почти во все края и области страны. Быть может, Средний Урал имеет избыточные мощности по этой продукции? Нет. В свой черед, клиенты, пользующиеся услугами Свердловской дороги, получают три с лишним тысячи вагонов сборного железобетона в месяц. Откуда? Изо всех районов страны — от Амура до Кубани и от Архангельска до Средней Азии, то есть из тех областей, куда как раз и везут сборные конструкции со Среднего Урала. За один год средняя дальность перевозок железобетона здесь увеличилась с 720 до 906 километров. А по всей сети железных дорог она возросла за десятую пятилетку с 597 до 756 километров.