Николай Шмелев - Истоки. Авансы и долги

Что ж, примем это мнение за рабочую гипотезу. Ирригаторов сегодня только ленивый не костерит, а к фамилиям руководителей Минводхоза за их страсть к переброскам и каналам досужие острословы прилаживают титул Канальский (как Семенов-Тян-Шанский или Муравьев-Амурский). И если впрямь хотя бы в среднеазиатском регионе у работников министерства и его институтов прочное алиби, то я первый готов тому порадоваться. Но здесь нам придется засесть за архивы.

В конце 60-х Минводхоз поручил институту Средазгипроводхлопок составить схему комплексного использования водных ресурсов бассейна Аральского моря. Этот основополагающий документ передо мною. Проектанты предложили довести площади орошения к 1990 году до 10 миллионов гектаров, а в перспективе аж до 23,5 миллиона (столько поливных земель нет сегодня во всей стране). Откуда взять воду для исполнения таких сногсшибательных замыслов? У ирригаторов тут был выбор, причем выбор стратегического свойства. Без малого 5 миллионов гектаров, то есть 90 процентов всех используемых в ту пору площадей, находилось в районах относительно старого орошения. На каждый гектар здесь лили 22 тысячи кубометров воды в год (слой в 2,2 метра высотой), что по крайней мере вдвое больше разумной нормы. Вывод напрашивался сам собой: привести эти земли в порядок и таким образом спасти их от деградации, а сбереженную воду расходовать на новых массивах. Простенький расчет показывает: в этом случае удалось бы, ни на литр не увеличивая потребление воды, дополнительно освоить еще 5 миллионов гектаров.

Рассмотрев этот вариант, авторы схемы отвергли его. Дело в том, что в ту пору Минводхоз начал проталкивать «проект века», то есть переброску сибирских рек в Среднюю Азию. Проектировщикам велено было доказать, что своя вода в регионе скоро совсем кончится. Поэтому реконструкцию земель они отложили на четверть века — все средства следовало направить на новое освоение. В этом случае вода обеих великих рек, впадающих в Арал, была бы разобрана уже к 1980 году, еще через десятилетие недоставало бы примерно 5 кубокилометров, а на 2000 год запланирован дефицит 44 куба, каковые и намечалось подать из Сибири.

С сознанием хорошо исполненного долга авторы передали проект своему министерству, однако заказчика нисколько не удовлетворили. Минводхоз вернул схему на переработку. Что же не поглянулось начальству? Руководство отрасли сочло, что слишком маленькие грядущие дефициты воды заложены в схему — ради каких-то жалких 44 кубокилометров переброску могут и не начать. Как простодушно объясняется в переработанном варианте, министерство подсказало, каким образом этот дефицит можно увеличить: надо отнести реконструкцию старых земель (значит, и сбережение воды) не на четверть века, а лет на сорок. Так проектировщики и поступили, доложив по команде, что теперь «собственные водные ресурсы бассейна будут исчерпаны в период 1975–1980 гг., дефицит в 1980 г. — 2,2 кубокилометра, в 2000 г. — 83,2 кубокилометра», а не 44 куба, как предусматривалось прежде. По максимальному варианту разработчики предложили перебрасывать из Сибири 210 кубокилометров, что равно всему стоку Оби в ее низовьях.

Между прочим, сегодня авторы и инициаторы «проекта века» жутко обижаются, когда их называют поворотниками: помилуйте, какой поворот сибирских рек — речь-то шла всего-навсего о 30 кубокилометрах. Но, как говорили древние, письмена остаются. Хотя бы и упрятанные в архивах. Великая заслуга общественности в том, что, надеюсь, забит осиновый кол в проект поворота. Во время дискуссии много говорили об экологических последствиях переброски для Сибири. Землю вдоль Оби я не раз видел с самолета и ногами по ней ходил. Может, и не было бы беды, если изъять оттуда часть стока, судить не берусь. Но что в Средней Азии произошла бы катастрофа, это теперь ясно. Если хищническое использование местных водных ресурсов губит край, то можно представить себе, к каким последствиям привело бы исполнение «проекта века»; ведь 210 кубокилометров — это два годовых стока Амударьи и Сырдарьи, вместе взятых.

Схема детально рисует перспективы использования пришлого богатства: тысячи и тысячи километров каналов избороздят Среднюю Азию вдоль и поперек, вода поступит к нагорьям на высоту 480 метров, в верховья великих рек, на Мангышлак, к южным берегам Каспия… Здесь пришлось остановить полет фантазии — карта кончилась. При всем том Аралу не посулили и литра, поскольку, как сказано в схеме, «уменьшение площади Аральского моря или его полное исчезновение не вызовет изменения макроклиматических условий в сторону их ожесточения, а, наоборот, можно ожидать, изменения в сторону комфорта, особенно в южных районах».

Пора назвать авторов. Схему составил главный инженер проекта К. Ракитин, подписал главный инженер института Л. Литвак. Это был их звездный час — оба круто пошли в гору. Константин Алексеевич Ракитин из скромного проектанта вырос в первого заместителя председателя Госкомводхоза Узбекистана. Лев Семенович Литвак поднялся до поста начальника Главного технического управления Минводхоза СССР — заправляет, стало быть, технической политикой мелиорации в стране.

В начале 80-х общественность стала выступать против проекта переброски. По тем временам это было необычно, и Минводхоз решил упредить нежелательные события. Тогдашний заместитель министра Б. Г. Штепа поручил тому же Средазгипроводхлопку в экстренном порядке разработать проект, который «побуждает к осуществлению заблаговременной подготовки к полноценному использованию сибирской воды и предопределяет соответствующие темпы строительства новых систем». Новые земли, изнывающие в ожидании пришлой влаги, стали бы козырной картой в азартной игре поворотников. Институт послушно исполнил приказ, запроектировав удвоить площади орошения, воды для которых в регионе уже не было. Чем же поливать их в течение двадцати пяти — тридцати лет «переходного периода»? А оказывается, соленой водой, однажды или дважды уже использованной. Люди опытные, специалисты института, разумеется, понимали, какая авантюра затеяна, и честно предупредили: «Использование минерализованных вод может привести к серьезному мелиорационному неблагополучию, последующие устранения которого потребуют значительных затрат труда, средств и ресурсов, в первую очередь водных». С приходом гласности удалось притормозить реализацию проекта — иначе «переходный период» стал бы для региона переходным с этого света на тот.

Мне опять осталось назвать авторов этого поистине безумного предприятия: главный инженер проекта Г. М. Дегтярев, начальник отдела института Л. В. Эпштейн. Да-да, тот самый Лев Владимирович Эпштейн, который так убедительно критикует теперь гонку за новыми площадями, усматривая в том, однако, не вину, а всего лишь беду родного ему Минводхоза. Впрочем, не он один доказывает фальшивое алиби. С К. А. Ракитиным мы изрядно поколесили по Средней Азии, вместе сокрушались, глядя на порчу земли. Сегодня Константин Алексеевич не считает, что жить без Арала гораздо уютнее. Напротив, он издает вздохи, едва разговор заходит о бывшем море, и достаточно твердо поносит близоруких, но, правда, безымянных деятелей.