Дмитрий Травин - Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара

Различие исходных условий определило и различие результатов. Бальцерович оказался успешным реформатором. Он осуществил быструю либерализацию цен и, хотя инфляция на первых порах оказалась высокой, сумел принять эффективные антиинфляционные меры. Несмотря на серьезный экономический спад, вызванный либерализацией, Польша уже через пару лет после начала преобразований смогла добиться ощутимого роста ВВП, тогда как Россия перешла к устойчивому развитию лишь в 1999 г.

Более того, можно, наверное, сказать, что реформа, осуществленная Бальцеровичем, во многом стала образцом для реформаторов тех стран, которые переходили к рынку в 1991-1992 гг. Понятно, что в каждом из государств имелась своя существенная специфика, да и успехи оказались различны, но общая схема быстрого построения рынка была впервые опробована именно Бальцеровичем, а затем внимательно изучалась всеми его зарубежными коллегами.

Впрочем, несмотря на успех его реформаторской деятельности, Бальцерович продержался во власти не слишком долго. Первую смену правительства, произошедшую в конце 1990 г., он пережил сравнительно благополучно. На смену Мазовецкому пришел гданьский либерал Ян Кшиштоф Белецкий, сохранивший за Бальцеровичем его полномочия. Но в конце 1991 г. очередное польское правительство было сформировано уже без главного реформатора.

Некоторое время Бальцерович занимался наукой, но затем вынужден был вернуться в политику. В отличие от российской польская политическая жизнь не была вождисткой. Для формирования правительства многое значили партии, количество голосов, которыми они располагали в парламенте, и те коалиции, которые различные политические силы заключали между собой. Политики либерального направления с самого начала 90-х гг. имели свою партию — Демократический союз. Руководил ею Мазовецкий. Однако действовала она не слишком успешно.

В середине 90-х гг. возникла потребность в создании новой партии, способной бороться за большее количество голосов, чем те, которые доставались Мазовецкому. Эта партия получила название Союз свободы (Unia Wolnosci). Возглавил ее Бальцерович. Весьма характерно, что в процессе борьбы за формирование новой партии он выступил с критикой Мазовецкого, что фактически предопределило конец политической карьеры первого пост-коммунистического премьера Польши. Мазовецкий, однако, в этой ситуации повел себя весьма достойно. Разногласия по вопросу формирования новой партии не вылились в жесткий конфликт, раскалывающий демократов, как это имело место в России.

Нельзя сказать, что польские либералы под руководством Бальцеровича добились больших успехов, однако третье место на парламентских выборах 1997 г. они все же заняли, что позволило Союзу свободы войти в новую правительственную коалицию на правах младшего партнера. Этих прав хватило для того, чтобы Бальцерович вновь занял пост вице-премьера и министра финансов. Конец 90-х гг. был периодом осуществления второго этапа экономических реформ, затронувших в основном социальную сферу. Увы, в начале нового десятилетия власть в Польше ушла к левым и Бальцерович окончательно расстался с правительственным постом.

Но вот парадокс. Левый президент страны Александр Квасневский назначил Бальцеровича главой Центрального банка. Этот пост он занимал с 2001 по 2007 г. Более того, в 2005 г. Квасневский вручил Бальцеровичу высшую награду страны орден Белого орла. В России трудно представить себе подобное признание заслуг человека, находящегося в противоположном политическом лагере.

Как государственный деятель и реформатор Бальцерович был признан даже своими политическими противниками. Однако как политик он в конечном счете оказался не более удачлив, чем Егор Гайдар. С поста председателя Союза свободы он ушел в связи с назначением на пост главы Центробанка, однако в начале 2000-х гг. было уже вполне очевидно, что ему так и не удалось сделать свою партию более сильной и более пользующейся народной поддержкой, чем Демократический союз Мазовецкого.

Любопытно сравнить политическую карьеру Бальцеровича с карьерой Вацлава Клауса — главного чешского реформатора, начавшего осуществлять преобразования в своей стране через год после того, как рыночную экономику сформировали в Польше. Клаус, как и Бальцерович, тоже начинал с поста министра финансов. Однако он сразу же сформировал свою собственную Гражданскую демократическую партию и после разделения страны стал премьер-министром Чехии. Более того, в 2003 г. он был избран (а в 2008 г. переизбран) президентом страны, что в общем-то является уникальным достижением для политиков либеральных взглядов, которые даже в самых развитых странах мира разделяются лишь меньшинством населения.

Если польский Союз свободы, так же как российский Союз правых сил, всегда рассматривался в народе в качестве представителей столичной интеллигенции и некоторой части бизнеса, то чешская Гражданская демократическая партия смогла, не брезгуя в известной степени популизмом, представить себя силой, отражающей интересы более широких кругов народа. Клаус всегда умело маневрировал, тогда как Бальцерович и Гайдар, даже находясь в оппозиции, поддерживали непопулярные решения властей, если считали их нужными для страны.

Политическая карьера шестидесятилетнего Бальцеровича оборвалась в 2007 г. Но польский либерализм вместе с ним из политики не ушел. Прагматики из Союза свободы еще в начале десятилетия образовали новую политическую силу под названием «Гражданская платформа». В 2007 г. она добилась небывалых для либералов успехов, став доминирующей в сейме партией и сформировав свое правительство. Бальцеровичу, впрочем, места в этом правительстве уже не нашлось.

Где-то в начале 1992 г., когда Егор Гайдар лишь разворачивал свои похоронившие социализм рыночные реформы, журналисты задали ему коварный вопрос: «Как полагаете, что бы сказал о Вашей сегодняшней деятельности дед — Аркадий Петрович?».

Ну как на такой вопрос ответишь? Глупо ведь делать вид, будто пламенный коммунист, герой Гражданской войны, известный писатель, прививавший детям 30-х гг. ценности, весьма далекие от рынка, частной собственности и конкуренции, поддерживал бы реформы своего внука. Но в то же время глупо признавать перед всей страной, что ты изменил заветам деда. Не будешь же объяснять в маленьком телеинтервью, как изменились времена, как расширились наши знания, как жизнь доказала ошибочность коммунистической идеи, в которую раньше верили миллионы честных людей по всему миру.