Дмитрий Травин - Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара

В год выхода великой книги Смита скончался Юм. Перед смертью он успел прочесть «Богатство народов» и дал ему восторженную оценку. А в самый последний свой миг попросил младшего друга обеспечить издание своей последней рукописи. Но тот стал мяться, темнить. Практически отказал. Смиту не хотелось ссориться с церковью, которую вольнодумец Юм серьезно задевал.

После издания «Богатства народов» Смит прожил еще 14 лет (последние четыре — в состоянии тяжелой болезни). За это время он так ничего больше и не смог создать, хотя намеревался написать труд по всеобщей истории культуры и науки. Но, видимо, полувековой юбилей стал для потерявшего здоровье профессора своеобразным рубежом, отделяющим творческую жизнь от творческой смерти. На практике оставшиеся еще у него небольшие силы Смит прикладывал лишь к работе над новыми изданиями и переводами своей главной книги. От более амбициозных проектов пришлось отказаться.

Материально ученый был теперь прекрасно обеспечен, благодаря высокодоходной синекуре по таможенному ведомству в Эдинбурге. Есть, видимо, некая ирония судьбы в том, что на безбедную старость главный фритредер мира зарабатывал сбором пошлин и ловлей контрабандистов.

В благополучного, самоуверенного чиновника он, правда, так и не превратился. Много тратил на благотворительность. По-прежнему был задумчив и рассеян, по-прежнему разговаривал на улице с самим собой о чем-то недоступном простым смертным, не способным узреть за унылой суетой наших будней действия великой и могучей невидимой руки.

Впрочем, когда с момента издания «Богатства народов» прошло около четверти века, невидимая рука вошла в европейскую моду. Переводы книги появлялись по всей Европе один за другим. «В кругу знаний, необходимых для гувернантки, — отмечала современница, — политическая экономия заменила обычные дисциплины, и синие чулки стали считать за признак хорошего тона устраивать большие дискуссии по сему предмету».

А в самой Англии в это время расцвел талант Дэвида Рикардо — продолжателя дела Адама Смита. Это был уже совершенно иной тип либерала. Семьянин и многодетный отец, чрезвычайно далекий от университетского мира бизнесмен, успешный биржевой игрок, накопивший к концу свой жизни огромное по тем временам состояние — 1 млн. фунтов.

Впрочем, что, наверное, сближало его с шотландским профессором, так это потребность в свободе, доминирующая даже над деловыми интересами. В 21 год еврей Рикардо женился против воли семьи на христианке, был изгнан из иудейской общины и лишился возможности опираться на отцовский бизнес. Дальнейший жизненный успех этого либерала был успехом сэлфмэйдмена.

Образование его было исключительно практическим. Экономические познания Рикардо приобретал в процессе ведения семейного бизнеса, а «Богатство народов» обнаружил, по собственным словам, совершенно случайно — на отдыхе при визите в публичную библиотеку. Вскоре после этого Рикардо сам занялся теоретическими изысканиями, сблизился с кругом ведущих экономистов того времени и, наконец, издал собственную книгу.

С этого момента прошло еще примерно четверть века, и фритредерство победило. Сначала в Англии, а чуть позже на континенте. Победило — как, видимо, казалось в тот момент — однозначно и навсегда. Однако в 70-х гг. XIX века, когда либералы отмечали столетие выхода в свет великой книги, мир вдруг оказался совершенно иным. Таможенные барьеры и монополии стали вновь отвоевывать жизненное пространство у свободы.

А Смит в это время покоился на эдинбургском кладбище под холмом, вершину которого занимала могила Юма.

В середине лета 1804 г. в уединенном месте близ Нью-Йорка, прямо на берегу Гудзона встретились полковник Аарон Бэрр и генерал Александр Гамильтон. Встретились для решающего и окончательного выяснения отношений с помощью пистолетов. Думается, что во всей мировой истории дуэлей не было схватки столь высокопоставленных соперников. Стрелялись ни много ни мало действующий вице-президент Соединенных Штатов и бывший министр финансов в правительстве Джорджа Вашингтона.

После того как прозвучала команда, Бэрр поднял пистолет, но Гамильтон намеренно медлил. Потом, когда прочли его предсмертную записку, выяснилось, что медлительность сия не была случайной. «Мои религиозные и моральные принципы, — писал министр — решительно против практики дуэлей. Вынужденное пролитие крови человеческого существа в частном поединке, запрещенном законом, причинит мне боль… Если Господу будет угодно предоставить мне такую возможность, я выстрелю в сторону первый раз и, думаю, даже второй».

Но он так и не нажал на курок. Ни разу. После первого же выстрела Бэрра Гамильтон упал. На следующий день его не стало.

Умирающему Гамильтону не исполнилось еще и пятидесяти. Но в тот момент для Америки эта потеря уже ничего не значила. Эпоха Гамильтона прошла. Или, точнее, прошел тот период, когда он мог воздействовать на эпоху. Теперь, при президенте Томасе Джефферсоне, этому человеку оставалось лишь вести частную жизнь. Его ненавидел Бэрр, его опасался Джефферсон, его больше не поддерживал Джеймс Мэдисон, которому суждено было стать следующим главой Соединенных Штатов. Да и для бывшего президента Джона Адамса Гамильтон оставался постоянной головной болью.

Невозможно было вернуть то время, когда он чуть ли не заправлял всеми правительственными делами, тонко воздействуя на Вашингтона и проводя в жизнь свой радикальный курс. Никто теперь не дал бы ему порулить. А сам Гамильтон стать президентом был неспособен. Во-первых, потому, что родился вне территории Соединенных Штатов. А во-вторых, потому, что будь он даже уроженцем своего любимого Нью-Йорка, американцы все равно бы такого не избрали. Не выносит таких народ. Да и Гамильтон, надо признать, отвечал народу взаимностью. И это несмотря на то, что вышел он именно из самых настоящих низов общества.

Американская революция создала любопытный парадокс. Наиболее демократичные демократы были рабовладельцами, и революционный характер их государственной деятельности преспокойно сочетался с патриархальным бытом их поместий. А вот Гамильтон, имеющий репутацию защитника богатеев, с детства не имел за душой практически ни гроша.

Родился он в Вест-Индии в 1755 г. (по другим данным — в 1757 г.). Отец сбежал из семьи, когда Александр был еще маленьким. Мать же вскоре умерла. Кстати, повенчаны они не были, что позволило впоследствии президенту Адамсу грубо прохаживаться относительно происхождения бастарда Гамильтона.