Михаил Делягин - Россия перед лицом истории: конец эпохи национального предательства?

Накануне спешного голосования кипрского парламента всерьез обсуждался вопрос о том, что правящей партии может не хватить для принятия решения о конфискации части вкладов лишь одного голоса. Однако буквально за сутки ситуация поменялась (не важно, под давлением здравого смысла, или владельцев депозитов, или обеих этих сил вместе): кипрский парламент совершенно неожиданно отверг позицию «евротройки» и подчинившейся ей исполнительной власти, причем таким большинством голосов, что попытки протаскивания европейской позиции были обречены на провал.

Но дело уже было сделано: серьезное обсуждение возможности конфискации вкладов даже в успешных и устойчивых банках само по себе уничтожило Кипр как финансовый центр.

Безусловно, инвесторы понесли весьма существенные потери, например, и в банках Исландии, власти которой под давлением населения просто отказались от всех гарантий нерезидентам, нарушив собственные законы.

Принципиальным отличием кипрской трагедии стало то, что с требованием наказать за собственные ошибки, — причем не нерезидентов, а всех вкладчиков (и лишь затем удар, качественно усиленный, был сфокусирован на крупных вкладчиках наихудших банков), — выступили не революционные силы самого общества, но международные бюрократы и финансисты!

Именно это вызвало наибольший шок.

В конце концов, Исландия не была членом не только еврозоны, но даже и Евросоюза, — и связанные с ними международные гарантии, пусть неформальные, на нее не распространялись в принципе. Да и для оздоровления экономики, пусть даже на меньшем уровне, ей было достаточно всего-навсего «вернуться к селедке».

Кипр же получил удар именно от европейских и глобальных властей, — от тех самых, которые совсем недавно с трогательным усердием и уступчивостью спасали другие страны еврозоны.

Революция (пусть не социальная, а всего лишь финансовая), осуществляемая под давлением разгневанного народа, как это случилось в Исландии, — это понятно и, в общем, нормально: невозможно объяснить нормальному человеку причины, по которым он должен платить за убытки спекулянта, да еще и иностранного.

Однако весьма схожие конфискационные меры, осуществляемые по требованию международных финансистов и бюрократов, производят шоковое впечатление «конца времен»: как минимум, это противоестественно.

Между тем, ларчик открывается просто: в Испании и Греции под ударом оказались европейские деньги, а банковские системы этих стран являлись неотъемлемой частью европейской. На Кипре же деньги были чужими (в основном российскими, а также ливанскими, украинскими, казахстанскими и английскими — вкладами пенсионеров и военных), а банковская система была ничтожно малой и, в общем, изолированной от европейской.

Кипр для Евросоюза — периферия Греции, то есть «периферия периферии», что сделало его судьбу совершенно не значимой.

И в условиях вероятного ужесточения глобального кризиса, в преддверии новых, более острых финансовых проблем на нем вполне можно было, как на подопытном кролике, отработать новые интересные идеи — по завету старика Бисмарка, сказавшего (правда, про социализм): «Только надо выбрать страну, которую не жалко».

Это представляется юридическим доказательством того, что никаких общих ценностей в современном Евросоюзе (да и еврозоне как таковой) нет. «Европейский идеал» годится для пропаганды, привлечения студентов и остарбайтеров. Мало-мальски серьезные же вопросы рассматриваются на основе четкого деления на «своих» и «чужих», — причем деления меркантильного, основанного на материальном интересе и на жесткой конкуренции всех со всеми.

Страны и народы, не признаваемые «своими», таковыми уже не станут, — даже если их примут в «единую Европу». А если их катастрофа не нанесет странам и международным бюрократическим структурам, непосредственно принимающим ключевые решения, неприемлемого удара, — никто не будет всерьез напрягаться для их спасения.

Таковы новые правила. Они могут нравиться или нет, казаться более или менее справедливыми, чем до сих пор навязываемый нам мириадом пропагандистов «европейский идеал», — но его больше нет, и его место заняли эти правила.

На фоне этого фундаментального переворота рассмотрение финансового уничтожения Кипра в качестве эпизода «войны юрисдикций» представляется малозначимым, — хотя текущее, тактическое значение этого для нашей страны велико.

Дело в том, что офшорные гавани неустранимы, по крайней мере, до распада единого глобального рынка на макрорегионы, ибо они используются для снижения налогообложения глобальным бизнесом. Это его инструмент, а предприимчивые богачи (и просто недобросовестные налогоплательщики) лишь пользуются им, как рыбы-прилипалы пользуются акулами.

Борьба против офшорных зон — одна из подножек, которые США ставят своим партнерам и одновременно конкурентам из развитых стран Европы. Повышая собираемость и без того относительно высоких налогов, борьба с офшорами, которую ведут европейцы, повышает издержки их бизнеса — и тем самым снижает его конкурентоспособность на фоне американских компаний. Выигрывая годы и миллиарды для поддержания «собеса» (все более напоминающего тот, под бременем которого провалился великий Советский Союз), европейские лидеры лишают свою цивилизацию стратегической перспективы. Чтобы не видеть этой ловушки, надо быть кандидатом физических наук и диссидентом, как Меркель, или прожженным либеральным социалистом, как Олланд.

Существенно, что страны, лидеры которых понимают суть глобальной конкуренции, — включая США и Великобританию, — и не пытаются закрывать офшорные зоны, контролируемые ими. С одной стороны, часть капиталов, изгоняемых европейскими крестоносцами, переходят к ним, поддерживая их глобальные сферы влияния. С другой, контроль над офшорными зонами позволяет получать огромный объем информации, связанной с неформальными сделками и личными заинтересованностями.

Да, конечно, некоторые виды трастовых фондов надежно скрывают имя выгодоприобретателя. Но их не так много, они не удобны для проведения других операций, — и, главное, в реальной жизни, в условиях дефицита времени, сил и умений большинство участников офшорных сделок пренебрегают даже хорошо известными им правилами безопасности примерно гак же, как водители, изнемогающие в многочасовой пробке.

Поэтому контроль за офшорами является контролем за грязным бельем элит тех стран, которые ими пользуются, — а значит, и за самими этими элитами. Отказ Германии от офшоров, традиционно использовавшихся ее гражданами, принес ей немного денег, — и существенное ослабление политического влияния в перспективе. Кипрская катастрофа приведет к тому, что грязное белье российской «офшорной аристократии», которое стиралось в ее собственной «прачечной» (ибо политические отношения с властями Кипра по понятным причинам были исключительно теплыми), теперь будет стираться в «прачечных» других стран, — и в любой момент она может оказаться в ситуации, когда по каждому пятну ей придется давать подробные письменные объяснения в трех экземплярах, причем находясь под стражей.