Михаил Делягин - Россия перед лицом истории: конец эпохи национального предательства?

В результате длительного проведения невыносимо жесткой финансовой политики в России создана потрясающая экономическая модель, в которой отечественный бизнес вынужден брать взаймы для своего развития и сохранения, по сути дела, те же самые деньги, которые он платит в качестве налогов собственному государству.

Механизм прост: выплаченные в налоги средства не идут на развитие страны, а аккумулируются федеральным бюджетом в Резервном фонде и Фонде «национального благосостояния» и выводятся из страны. Таким образом, средства российских налогоплательщиков тратятся не на их нужды и даже не пропадают без дела, а идут на укрепление финансовых систем их стратегических конкурентов.

Сами же российские предприниматели в условиях искусственно созданного (в том числе и выводом средств из страны) «денежного голода» вынуждены кредитоваться не в России, а за ее пределами (если, конечно, могут это сделать): это существенно дешевле и спокойней. И величина их общей внешней задолженности — с учетом, разумеется, банковского мультипликатора — вполне сопоставима с величиной их налоговых платежей, выведенных российскими либеральными реформаторами из России в финансовые системы Запада.

Таким образом, крупный российский бизнес посажен на «кредитную иглу» западных банков, — и потому в принципе не имеет возможности вызывать неудовольствие глобального и крупного национального бизнеса развитых стран, в том числе и противодействием запихиванию России в ВТО.

Разумеется, примеров прямых репрессий вроде не было (долго противостоявший присоединению к ВТО Дерипаска, по-видимому, сталкивается с проблемами по иным причинам), однако угроза признания того или иного бизнесмена «социально безответственным» или «связанным с коррупцией» является серьезной потенциальной угрозой, висящей над головами даже олигархата, подобно дамоклову мечу.

Игнорировать ее нельзя, — остается подчиняться: «кто платит ужин, тот и танцует девушку».

В первую очередь эта зависимость касается российского финансового капитала. Страховой бизнес сильнейшим образом зависит от западных перестраховочных компаний, у которых он страхует свои собственные риски, а основная часть финансового бизнеса России — банки — получают критически значимую часть своих средств в конечном счете с Запада. Соответственно, противоречить интересам глобального бизнеса они не могли бы, даже если б и захотели, — но слабость российского бизнеса, ориентированного на внутренний спрос, проявляется и в его относительно небольшом значении для банковской системы.

Помимо западных кредиторов, импортеры и экспортеры сырья генерируют значительно большие и более концентрированные финансовые потоки, чем остальные клиенты банков, — а потому они являются наиболее значимыми для них.

Крупный же экспортно-сырьевой капитал, знакомясь с материалами ВТО достаточно поверхностно, полагает, чго его это непосредственно не касается, а кредиты с Запада и его общая доброжелательность категорически необходимы (в том числе и для защиты от административного произвола).

Иллюзии, согласно которым изменение стоимости энергии, правил ведения торговых споров и в целом правил ведения бизнеса после присоединения к ВТО не будут влиять на крупных экспортеров сырья, пока еще не развеяны. Единственный «тревожный звоночек» — сообщение АвтоВАЗа о переходе на импорт автолиста, — но в громоздких штаб-квартирах олигархических корпораций, в которых все решения часто, как и в стране, замыкаются на одного-единственного человека, этот звоночек могли и не расслышать. А если б и расслышали — возможностей вызывать неудовольствие развитых стран у российскою бизнеса по названным выше причинам все равно нет: никуда не денешься.

В аналогичной ситуации находятся представители целых отраслей бизнеса, обслуживающих крупные компании и потому жестко зависящие от них. Это, например, консалтинговый, аудиторский, юридический бизнес: раздражать своих ключевых клиентов недопустимо, и потому представители соответствующих компаний, если и имеют сомнения по поводу ВТО, как разумные люди вынуждены держать их при себе.

Практически в этом же положении находится и вся правящая тусовка (по гениальному самоназванию — «офшорная аристократия») со своей псевдоинтеллектуальной обслугой. Критически значимая часть ее активов — от денег до семей — давным-давно выведена в фешенебельные страны. Представители силового и либерального кланов могут ненавидеть друг друга до судорог в покрытых пеной губах, могут насмерть бороться друг с другом и даже сажать друг друга в тюрьмы, — но они бессильны освободиться от своей классовой общности. Как бы они ни ненавидели друг друга, их деньги лежат на счетах в одних и тех же западных банках, их дети учатся в одних и тех же западных университетах, их жены и любовницы живут в одних и тех же престижных на Западе районах.

Надежней любых оков их объединяет образ действия: грабеж советского наследства и легализация награбленного в фешенебельных странах в качестве личных богатств.

Учитывая даже не зыбкость механизмов подобной легализации, а полную зацикленность всего этого образа деятельности на Западе, серьезный конфликт с ним, — в том числе и по поводу присоединения к BТO, — для представителей «офшорной аристократии» невозможен в принципе.

Соответственно, невозможен он и для обширной и разнообразной обслуги этой «офшорной аристократии», кормящейся крошками с ее пиршественного стола.

Прежде всего это, разумеется, разного рода общественные организации и СМИ, хотя значительная часть последних поддерживает ВТО, не вдаваясь в детали, — из общелиберальных убеждений, что «у нас все должно быть, как на Западе», а «отказ от любых международных стандартов облегчает падение в варварство и усугубление зверств силовиков и бандитов».

Общественные организации бизнеса, представляющие предпринимательские интересы перед различными государственными органами, не могут ни противоречить интересам наиболее влиятельных групп предпринимателей (позиция которых по ВТО описана выше), ни раздражать государство «по мелочам» (то есть по большинству вопросов, не грозящих подведомственному им бизнесу немедленным уничтожением). Более того: поддерживая ВТО, они надеются «набрать очки» в глазах чиновников и льстят себя надеждой, что их лояльность будет вознаграждена.

В схожем положении находится огромная масса возникшего за 2000-е годы «третьего сектора» российской экономики. Распространенные представления о том, что последняя (по латиноамериканской модели) состоит из двух секторов — работающих на экспорт и на внутренний рынок — давно устарели. Приток нефтедолларов и рост государственных расходов создал третий, качественно новый сектор: бизнес, паразитирующий на бюджете, в первую очередь на его расходах.