Еремей Парнов - Звездные знаки

Многое в гималайской действительности осталось бы для меня тайной за семью печатями, если бы не эти знаки. Они раскрывали смысл ритуалов, предназначение раскрашенных киноварью камней, сложную символику танцев, брачных церемоний, праздничных подарков.

Читая сочинения иных авторов, я с грустью понимал, что они взирали на Гималаи незрячими глазами. Не владея тайным кодом, они буквально пропускали чудеса, проплывавшие перед их глазами.

«Звезды появятся — небо украсят, знания появятся — ум украсят» — говорят монголы.

«Сколько наизусть выучишь, столько и знать будешь; сколько земли выроешь, столько и воды добудешь» — вторят им непальские шерпы.

В народном узоре всегда записана история. Орнаменты Гималаев это еще и живая быль.

За рядом «счастливых драгоценностей» часто ставится еще один символический набор, известный как «сокровища хана Чакравати»: восьмирадиусный круг; камень чандамани, испускающий радужные лучи на восемь углов Вселенной и дарующий исполнение желаний; прекрасная царица; мудрый министр; слон, несущий на себе 84 000 священных книг; конь с чандамани на седле и храбрый военачальник.

Перед жертвами постоянно стоят семь бронзовых чаш на лотосовых ножках: две с водой, одна — с цветком, одна с курительными свечками, одна с коровьим маслом, в котором плавает горящий фитиль, затем еще одна с водой и, наконец, последняя — с яствами.

Это дары привета. Они позволяют нам воскресить древнейшую церемонию встречи царей. Не так уж трудно представить себе, как склоняется перед усыпанным бриллиантами махараджей прекрасная индианка в багряном сари, как подает ему воду сначала для ног, потом для лица, посыпает цветами путь и ложе, окуривает благовониями светелку, поит и кормит.

В Гималаях осталось только два короля: непальский шах-бог и бутанский «король грома». Хотя мне и доводилось наблюдать некоторые королевские церемонии, я не знаю, как привечают сейчас высочайших особ в частных домах и храмах. Возможно, в полном соответствии с традицией. Но простые смертные могут лицезреть воскрешение древних обрядов.

Когда мне случалось забираться на горные кручи по вырубленным в скале ступенькам, чтобы осмотреть затерянные монастыри «затерянных королевств», то первым делом служка подносил таз с горячей подсоленной водой для ног и кувшин для умывания. Приходило отдохновение, спадала усталость, ровнее становилось дыхание.

Перед чашами привета зажигают еще одну негасимую лампаду с коровьим маслом и фитилем, сделанным из дерева гуша. Как правило, ее окружают сеткой, чтобы мошки, летящие на огонь, не сгорали перед ликом Будды. Подобная предосторожность соблюдается и в других случаях. Курительные палочки, изготовленные из сердцевины можжевельника и ароматических веществ, не должны содержать мускуса, дабы не отпугивать змей, которые часто заползают в храмы.

Отдельную группу составляют «жертвы очищения»: металлическое зеркало «мелон», кувшин с кислым молоком и дунг — поющая белая раковина. С культом верховных будд созерцания связаны жертвы «пяти органам чувств»: тот же дунг, освящающий слух, то же зеркало — зрение, мускатный орех — обоняние, сахар — вкус и желтый блестящий шелк — осязание.

Еще среди храмовой утвари можно увидеть мечи и стрелы для особых церемоний в честь бога войны Бегче, черную глиняную патру нищего аскета и хорсил — посох странствующих учеников Будды.

На почетном месте стоят реликварии в виде чортэней, часто хранящие пепел благочестивых лам, а также кованная из золота или серебра, украшенная самоцветами мандала — символ мироздания. На нее в праздник мандалы сыпят монетки, пшеничные и рисовые зерна. На ежедневной церемонии принесения в жертву Вселенной ее торжественно выносят из храма. Это поистине космическая церемония, лишенная, однако, каких-либо примет реального космического пространства. Рядом с мандалой может лежать серебряное зеркало для освящения вод и бумба с кропилом из павлиньих перьев. В тантрийских служениях, посвященных страшным богам, употребляется габал, который всегда ставится напротив мандалы. Для изготовления габала берут черепную крышку человека, который умер естественной смертью, остался девственником и сознательно не убил ни одного живого существа. Кроме того, на темени должно находиться ясное изображение ваджры. В крайнем случае его специально вырезают. Точно так же извилистые швы на внутренней поверхности крышки должны образовывать особый, известный лишь избранным ламам, узор. Знатоки примет еще на живом человеке определяют, годится его череп на габал или же нет. Если годится, то к отмеченному самим богом избраннику отправляется целая депутация с просьбой пожертвовать после смерти свои кости храму. Это считается высокой честью и обеспечивает удачное перерождение, поэтому отказов не бывает.

Из человеческих костей делают еще музыкальные инструменты, четки, орнаментальные украшения для тантрийских церемоний. Поскольку отвечающие всем необходимым признакам черепа довольно редки, габал разрешают отливать из серебра или бронзы.

Мне посчастливилось купить такой бронзовый сосуд с ваджрой на крышке, копирующей черепную, в предгорьях Аннапурны. Тибетец, уступивший мне это сокровище, сказал, что оно изготовлено неподалеку, в Мустанге.

На жертвеннике мандала и габал располагаются справа, а мэлон и бумба — слева от центрального будды. Сверху над богами свешиваются сшитый из пяти драгоценных материй бадан, прославляющий пятью цветами будд созерцания, и многочисленные цилиндры, изготовленные из материй трех цветов — желтого, красного, синего, выражающих три отдела учения. Кроме того, с колонн и потолка свисают бесчисленные иконы, многоцветные ленты с шариками из стекла, бирюзы, сердолика и приветственные шарфы — хадаки желтых, черных, белых и сиреневых тонов.

В озарении лампад, всевозможных фонарей и курительных свечек сверкает, переливается красными искрами позолота бурханов. Ароматный тревожный дымок колеблется и тает перед многоцветными завесами свитков и лент. Там же висят двойные барабанчики, шары, сшитые из мешочков, наполненных одиннадцатью благовониями, музыкальные инструменты.

В полном соответствии с доктриной дхьяни — будд храм нажимает на все пять чувственных клавиш, заставляя звучать шестую струну, интуитивно протянутую между человеческим сердцем и мирозданием.

Изощренная практика «обработки душ», торжественность обрядов, чин и бьющая в глаза роскошь внутренних убранств сближают ламаистскую церковь с католической. На это обращали внимание еще первые иезуитские миссионеры.

Интересно привести в этой связи свидетельство полковника Остина Уоддела, одного из организаторов британской военной экспедиции 1904 года, закончившейся оккупацией Лхасы: