Борис Никитин - Так мы начинали [litres]

Детский врач: «Смело, очень смело! Как вы идете на такой риск? Я со своим сыном никак не решусь, хотя чувствую, что это надо… Очень, очень интересно».

Второй детский врач(качает головой весьма неодобрительно): «Это уже, пожалуй, слишком. Это крайность».

А сколько пророчеств, большей частью страшных, приходится нам слышать:

– Ревматизм младенцу обеспечен.

– Завтра же будет воспаление легких.

– Без грыжи ему не прожить.

А хорошее предсказывают редко…

И несмотря ни на что, мы продолжаем делать по-своему, хотя, скажем прямо, это бывает иногда трудно.

Чудо, имя которому – Наш Ребенок. Все для нас было еще впереди… 1959 год

Семья наша небольшая: папа, мама и два сынишки. Старшему, Алеше, пошел третий годок, а Антоник делает первые шаги в своей жизни – ему нет и года. Мы оба учителя, и оба работаем. В одном доме с нами живут и наши родные. Бабушка Дина – учительница-пенсионерка. Ее в нашем поселке все хорошо знают – и как учительницу, и как депутата райсовета. Десятки, даже сотни людей приходят к ней за советами, к ее мнению прислушиваются. А мы нередко поступаем вопреки ее советам и требованиям.

– Мой долг – предупредить, – строго поджав губы, говорит в таких случаях бабушка. – Делайте как хотите, но потом… – и она держит многозначительную паузу, – …пеняйте на себя.

И мы делаем по-своему. А ее это огорчает и обижает. Хорошо, что это не отражается на наших взаимоотношениях. А вот с бабушкой Сашей «дипломатические отношения» то и дело нарушаются.

– И что вы за люди, какие вы родители, вам бы только родить, а там пусть растут как трава, никакой заботы! – возмущается она, гремя на кухне кастрюлями, а потом уезжает «успокаивать нервы» в Москву к сестре – бабушке Оле.

Дядя Володя и его жена, тетя Таня, работают в Москве, бывают дома только по вечерам и в наши споры обычно не вмешиваются. Одно ясно: своих будущих детей они так воспитывать не собираются.

– Главное для ребенка – спокойная нервная система, – философски-снисходительно рассуждает дядя Володя, – нечего ее раньше времени дергать всякими принципами.

– А я хочу, – мечтательно произносит тетя Таня, – чтобы мой ребенок был натурой тонкой, поэтичной, чтобы любил красивое, музыку, чтобы было в нем какое-то благородство.

Трудовая сторона человеческой жизни в Танином идеале почему-то не учитывается.

Несмотря на столь разные характеры живущих под одной крышей, в одном все сходятся: все любят наших малышей и хотят лучшего для них. И даже немножко гордятся ими.

Вот приходит к бабушке Дине кто-нибудь из ее многочисленных посетителей. Алеша летит навстречу босиком, в одних трусиках.

– Ой, батюшки! Ребенок-то у вас босиком и голиком. Да у него даже ножки посинели! Ты не подходи к нам, мы с холода – простудишься!

– Ничего, он у нас закаленный, – явно гордясь внуком, говорит бабушка Дина.

– А это что за сооружение? – спрашивают гости, рассматривая наш комнатный турничок.

– Это турник, – объясняет мама.

– Аесин, – деловито добавляет Алеша и мчится к турничку. Вот он уже висит на нем, легко подняв кверху ножки.

– Вы подумайте! – снова удивляются гости. И глаза бабушки снова светятся гордостью.

Как в такие минуты нас объединяет общая радость!

И всё было бы хорошо, и жили бы мы мирно, и ребятишки росли бы благополучно, если бы… А это «если бы» – мы, отец с матерью. В нас-то всё несчастье, в нас вся беда. В глазах бабушек мы не родные отец с матерью, а плохие отчим с мачехой или еще того хуже. «И просто странно, почему это дети так привязаны к вам?» – удивляются они.

Причин для возмущения у бабушек, конечно, достаточно. «Мучить» своих «несчастных» ребятишек мы начинаем чуть не с первых дней их жизни.

Алеша родился 1 июня 1959 года. «Домом» для него стала наша терраса. С первых дней мама начала закалять его: развернет и положит в кроватку голенького сначала всего на 3–5 минут, потом на 10, а потом всё больше и больше, пока он весь не станет прохладненький. И так в любую погоду.

Недоброжелательно поглядывали бабушки на все эти «неумные эксперименты». Бабушка Дина замечала сдержанно:

– Ведь он замерз, заверни его хоть в пеленку. Он еще слишком мал для подобных вещей.

Бабушка Саша выражалась более решительно:

– Вы что, уморить его хотите?! Где это видано, чтоб новорожденного голым на улице держать?!

А уж если при этом Алеше вздумается всплакнуть (мало ли у такого человечка может быть разных причин!), а мама сразу к нему не подходит (дел у нее хоть отбавляй), тогда совсем скандал! Отсюда и пошли наши педагогические «битвы».

– Он обязательно простудится, – предсказывали бабушки.

Но проходили дни, недели и даже месяцы, Алеша лежал голенький по часу, дрыгал ножонками и ручонками и ни разу не простудился за всё лето. А ведь мама устраивала ему «воздушные ванны» и по ночам, хоть летние ночи даже в июне и в июле бывают прохладные. Развернет мама маленького, чтобы переменить ему пеленки, а от него – пар.

– Сумасшедшая, – говорят ей наутро бабушки, – приходи его перевертывать в комнату. Ты знаешь, у племянницы Марфы Петровны, которая рядом с этими, с Ивановыми-то, живет, дочку так застудили, что… – И рассказываются разные страшные истории.

Мама молчит или слабо отговаривается. Ей и самой, разумеется, страшновато, но на следующую ночь она делает опять то же. И если в прохладные дни ножонки у Алеши синели, это никак не сказывалось на его настроении, он был весел и бодр. Папа с мамой дружно отбивали «атаки» бабушек, хотя иногда приходилось «отступать на заранее не подготовленные позиции».

Были сражения и по поводу солнечных ванн. Двух-трехмесячного Алешу папа выносил голенького на солнышко и «поджаривал» со всех сторон 1–2 минуты.

Женщины беспокоились, а Алеша рос нормально, прибавлял в весе, быстро развивался и не оправдывал ни одного из печальных предсказаний бабушек. Была, правда, одна неприятность, от которой мы не могли избавиться никакими средствами. Но она, пожалуй, заставила нас закалять Алешу больше, чем решились бы мы делать это сами.

На второй или третий месяц жизни у Алеши на головке и на личике появились какие-то прозрачные прыщики. Они лопались, мокли и сливались в сплошную корку. Кожа в этих местах зудела, Алеша расчесывал ее до крови и плакал. Врачи называли эту болезнь «экссудативный диатез», прописывали лекарства, мази, примочки, кварц, но ничто не помогало. Иногда болезнь как будто утихала, кожа очищалась, и мы радовались, но потом болезнь вдруг вспыхивала с новой силой, хотя никаких причин к этому, казалось, не было.