Найджел Латта - Пока ваш подросток не свёл вас с ума

Всё это в той же степени применимо к девочкам.

Помните о сумасшедшем дядюшке Джеке — и не пейте слишком много вина.

Информация о пациентах

Семья: Тереза и Боб (родители), Хлоя (15 лет).

Проблема: Подруга Хлои полгода назад совершила самоубийство. С тех пор Хпоя стала замкнутой и депрессивной. Недавно мама обнаружила ее дневник, где та пишет, что не хочет жить. И еще она режет себя. Прошла осмотр в подростковой психиатрической службе здравоохранения, после чего ей были назначены антидепрессанты.

Воспитание детей — это скорее изучение того, как жить в постоянном страхе, а не того, как, собственно, растить детей. С момента их рождения наше счастье неразрывно связано с их счастьем. Если они страдают, мы тоже страдаем. Одна из великих истин заключается в том, что мы не можем их защитить, что бы мы об этом ни думали.

Дерьмо, как известно, случается, и иногда это самое худшее, что только можно представить.

Лучшая подруга Хлои, Хелен, была славной девочкой. Она всем нравилась, была умной, привлекательной и подавала большие надежды в легкой атлетике. У нее было всё, чего она хотела, но однажды она пошла к себе в гараж и повесилась. Никто так и не понял, почему она так поступила.

После смерти Хелен стало известно, что вокруг творились вещи, о которых никто не знал. Несколько девочек в школе распространяли о ней неприятные слухи, и это ее сильно расстраивало. Получать хорошие оценки в школе становилось всё труднее, потому что школа всё больше казалась бессмысленной тратой времени. В тот день, когда Хелен повесилась, она поссорилась с мальчиком, который ей нравился.

Не было никаких обычных тревожных сигналов или признаков, которые могли бы подсказать, что Хелен думает о самоубийстве. Оглядываясь в прошлое, можно было бы это заметить, но такой взгляд — всегда самый жестокий и мучительный. Именно поэтому Тереза и Боб так переживали за Хлою. Они выглядели крайне испуганными, и это было понятно. Я бы на их месте тоже испугался.

Хлоя выглядела просто печальной.

«Ты понимаешь, почему твои родители так переживают за тебя?» — спросил я.

Она пожала плечами: «Ну да».

Вот почему дети так нас пугают: нам, взрослым, кажется, что они относятся к смерти слишком легкомысленно и беспечно. Они еще недостаточно пробыли здесь, чтобы понять, каким даром является жизнь, так что им ничего не стоит расстаться с ней, следуя какой-нибудь подростковой прихоти или причуде.

«Что именно заставило вас так переживать?» — спросил я.

«Ну, после… после того как Хелен… понимаете… умерла… нам показалось, что Хлоя изменилась, — сказала Тереза. — У нее как будто сели батарейки. Раньше она была такой живой, счастливой девочкой, но сейчас… Теперь она всё время выглядит грустной».

Хлоя с тем же успехом могла быть высечена из камня. Казалось, это не имеет к ней никакого отношения, как будто слова просто не долетают до нее.

«И еще этот дневник», — добавила Тереза.

Хлоя закатила глаза.

«Хотите посмотреть?» — спросила Тереза, доставая из сумки маленькую черную книжку.

Знаете, я ненавижу, когда родители ставят меня в подобное положение, потому что, с одной стороны, мне бы очень хотелось оценить риск, но, как практикующий врач, я знаю, что не могу читать личные записи ребенка, если только мне не предложил этого законный владелец.

«Нет, спасибо, — сказал я. — Мне необязательно это видеть. Может быть, вы просто расскажете мне, что в этом дневнике вас так встревожило?»

Тереза открыла на странице с закладкой и прочитала вслух: «Я ненавижу всё и всех. Жизнь — отстой. Хелен повезло».

«Черт, — подумал я. — Черт, черт, черт».

Хлоя ничего не сказала. Она немного сползла в кресле, словно робот без батареек.

«И еще она режет себя, — продолжала Тереза. Она говорила очень быстро. — Мы пробовали с ней поговорить, но она ничего нам не рассказывает. Просто часами сидит у себя в комнате… сидит, и сидит, и сидит часами».

К этому моменту Тереза уже почти плакала. Боб нервно теребил куртку и выглядел абсолютно потерянным.

«Какую помощь вам уже оказали?» — спросил я.

«Хлоя была у врача в детском психиатрическом отделении, и он выписал ей антидепрессанты, — сказала Тереза. — Кроме того, она ходит на консультации к этому врачу каждую неделю».

«Хлоя, это помогает?»

Она снова только пожала плечами. Я попросил родителей выйти, чтобы я мог поговорить с ней наедине.

«Твоя мама сказала, что ты режешь себя», — сказал я.

«Нет».

«Она сказала, что видела следы».

«Нет, не говорила».

«Тогда что это были за следы?»

Хлоя одарила меня еще одним старым добрым пожиманием плечами:

«Порезы от бумаги».

Я какое-то время смотрел на нее.

«Порезы от бумаги?»

«Да».

«Из чего же сделана твоя бумага? Из переработанных сюрикенов [36] Японское метательное оружие, небольшие клинки, по виду напоминающие вещи, которые используют в быту: иглы, гвозди, ножи, монеты… ?»

Хлоя рассмеялась, и это было самым прекрасным, что я слышал за этот день.

«Знаешь, большинство людей не понимает, зачем некоторые люди режут себя, — сказал я. — Большинство думает, что некоторые делают это, потому что им нравится боль, но на самом деле всё как раз наоборот, правда? Люди режут себя, чтобы не чувствовать боль. Порезы заставляют тебя сосредоточиться на том, что ты делаешь, а не на том, что на самом деле тебя мучает, верно?»

Хлоя пожала плечами, но на этот раз это было больше похоже на кивок На самом деле люди режут себя по многим причинам: одни наказывают себя, другие хотят привлечь внимание, а некоторые дети считают, что это просто круто. Думаю, Хлоя поступала так, чтобы не чувствовать душевную боль.

Какое-то время мы сидели молча.

«Вы с Хелен были хорошими подругами, да?»

Она кивнула, но едва заметно, ее движение было замедлено огромной болью.

«И ты говорила об этом с консультантом?»

Еще один кивок.

«И это помогает?»

«Вроде того».

«Хорошо».

Еще немного молчания. Почему бы и нет? В конце концов, молчание — золото.

«Ты ведь знаешь, что твои родители очень боятся, что ты сделаешь то же самое?»

Она вздохнула: «Я бы хотела, чтобы они успокоились. Они всё время очень напряжены и обеспокоены. Мне от этого кричать хочется. Мне бы хотелось, чтобы они просто оставили меня в покое».