Памела Друкерман - Французские дети не плюются едой [секреты воспитания из Парижа]

Эта идея не нова. О ней писал еще Руссо. «Разрешайте охотно, отказывайте неохотно, — писал он в „Эмиле“. — Однако пусть ваш отказ будет твердым. Пусть мольбы не трогают вас; раз произнесенное „нет“ должно стать медной заслонкой, сквозь которую ребенок попытается пробиться пять, шесть раз, но в итоге устанет и оставит попытки. Таким образом вы научите его терпению, безмятежности, спокойствию и смирению, даже когда он не получает того, что хочет.»

Лео родился не только живчиком, но еще и изрядным хулиганом.

— Хочу воды, — объявляет он однажды за ужином.

— А волшебное слово? — спрашиваю с улыбкой.

— Вода! — усмехнувшись, отвечает он. (Удивительно, но Лео — он больше похож на Саймона — говорит с легким британским акцентом. А вот у Джоуи и Бин произношение чисто американское.)

Глядя на него, размышляю: создать систему правил не так уж просто. Для этого нужны очень много внимания и повторения. Но как только ребенок осознает границы дозволенного, жизнь станет намного проще и спокойнее (или мне так кажется?). Бывают, конечно, моменты отчаяния тогда я говорю малышам: «C'est moi qui décide » («Здесь решаю я!»). Как ни странно, достаточно лишь произнести эту фразу, и я ощущаю уверенность в своих силах. Даже спина при этом распрямляется.

Использовать французские методы воспитания — значит совсем по-другому смотреть на мир. Я привыкла считать, что весь мир вращается вокруг детей. Но французский подход позволяет моим собственным потребностям занять более достойное место.

Когда я чувствую, что контролирую ситуацию, управляться с тремя детьми становится намного легче. Однажды весной в выходные Саймон уезжает в командировку, а я разрешаю малышам вытащить на балкон коврики и одеяла и построить марокканский шатер. Потом приношу им горячий шоколад, они сидят и пьют.

Но когда я рассказываю об этом Саймону, он тут же спрашивает:

— Ну и сильно они тебя достали?

И действительно, случись все это несколько недель назад, я бы только изнервничалась. Порадоваться их игре мне бы не дала тревога, я бы ощущала себя слабой рядом с тремя детьми. И, скорее всего, накричала бы на них, а поскольку балкон выходит во двор, мой крик услышали бы все соседи.

Но теперь, когда «здесь решаю я» (хотя бы иногда), три ребенка на балконе и горячий шоколад — все это уже не кажется таким уж страшным. Мне даже удается выпить чашку кофе, сидя рядом с ними.

А однажды утром я веду Лео в ясли, одного. (Мы с Саймоном поделили утренние обязанности.) И вот, спускаясь на лифте, чувствую, что уже начинаю бояться того момента, когда мы выйдем во двор. И решаю сообщить сыну, вложив в эти слова всю свою уверенность, что мы больше не будем кричать во дворе. Озвучиваю это новое правило так, будто оно существовало всегда. Твердо объясняю, почему мы не будем кричать, глядя Лео в глаза. А потом спрашиваю, понял ли он меня, и жду, пока он ответит. Подумав немного, он отвечает: «Да».

И вот мы открываем стеклянную дверь, выходим во двор… и нас встречает тишина. Никто не кричит и не ноет. Лишь маленький мальчик быстро перебирает ножками и тянет меня за собой.

Однажды в детском саду вывешивают объявление. Детей от четырех до одиннадцати лет приглашают в летнее путешествие в Высокие Вогезы, деревню примерно в пяти часах езды от Парижа. Поездка на восемь дней и — sans parents — без родителей.

Мне сложно представить, что я смогу отправить Бин — ей пять лет — совсем одну на восемь дней в «такую даль». Она даже у моей мамы больше одного дня с ночевкой не оставалась. А сама я впервые уехала на экскурсию с ночевкой (в океанариум), когда училась в старших классах.

Эта поездка — еще одно напоминание о том, что мне никогда не стать настоящей француженкой. Ведь французские мамы ровесников Бин, увидев объявление, сокрушенно качают головой: «Ох, как жалко. У нас уже другие планы…» Перспектива отослать своих «зайчиков» на неделю туда, где общие душевые и спальни на десять коек, похоже, никого не пугает.

Вскоре узнаю, что эта детсадовская поездка — еще цветочки. Я в летний лагерь впервые поехала, когда мне было десять или одиннадцать. Но во Франции таких лагерей тысячи, и туда берут даже четырехлеток! Самые маленькие обычно едут на семь-восемь дней в деревню, где катаются на пони, кормят козликов, учат песенки и «общаются с природой». Для детей постарше есть специализированные лагеря — театральные, астрономические или те, где занимаются греблей, например.

Предоставлять детям значительную степень независимости, подчеркивая способность преодолевать трудности и полагаться на самих себя, — один из основных принципов французского воспитания. Во время таких групповых поездок ребенок учится самостоятельности, в том числе на эмоциональном уровне, — у ребенка должна сложиться самооценка, не зависящая от похвалы взрослых.

Меня многое восхищает во французских принципах воспитания, и в кризисные минуты, не зная, как поступить, я часто спрашиваю себя: а что бы на моем месте сделала француженка? Но принять идею детской самостоятельности — как в случае с групповыми поездками — намного сложнее. Разумеется, я не хочу, чтобы мои дети слишком от меня зависели. Но к чему такая спешка? Неужели так необходимо учить их самостоятельности с самых ранних лет? Не перестарались ли в этом отношении французы? Как бы то ни было, стремление научить детей полагаться на себя откровенно противоречит моим самым основным инстинктам — защитить малышей, сделать так, чтобы они чувствовали себя счастливыми.

Американцы воспитывают в детях независимость совсем иначе. Лишь когда я вышла замуж за Саймона, европейца, поняла, что все свое детство училась выживанию. Я стреляла из лука, плавала на перевернутом каноэ, училась разводить костер у человека на животе, чтобы не обжечь его, и делать из джинсов спасательный жилет прямо в воде.

В Европе учить детей подобным вещам не принято. В детстве Саймон не ставил палатку, не плавал на лодке. Вряд ли он сообразит, с какого конца забираться в спальный мешок. В условиях дикой природы он протянет от силы пятнадцать минут — и то, если у него в руках будет книжка из серии «Как выжить там-то и там-то».

Парадокс состоит в том, что всем этим навыкам первопроходцев я научилась в летнем лагере, — но только после того, как мои родители подписали юридически оформленное согласие не предъявлять претензии, если я вдруг утону. (Это было еще до того, как во всех школах установили веб-камеры, а на детские дни рождения стали печь торты без добавления орехов.)

Несмотря на скаутские значки и недюжинные успехи в гребле, дети-американцы живут в тепличных условиях. «В современном родительстве есть тенденция ограждать детей от эмоционального и физического дискомфорта», — пишет американский психолог Венди Могел в книге «Да здравствуют разбитые коленки». Вместо того чтобы отпускать детей на свободу, обеспеченные родители — клиенты Могел — «пытаются вооружить [детей] толстой броней навыков, обучая их многим вещам и заставляя биться за первое место и преуспевать».