Эйдан Чамберс - Расскажи. Читаем, думаем, обсуждаем

Единственное, я напомнила им, что в Нью-Йорке и Лондоне метро называется по-разному, но дети уже знали об этом, пусть и не все там были. Еще, помню, пришлось объяснить слова «лукавый» и «приподнятый». Никто не смог привести пример со словом «лукавый», но потом я подсказала: «Лукавый, как…», — и один мальчик сообразил: «Лукавый, как лиса». Надо не забыть вернуться к этому слову, это хороший индикатор характера Слейка и его внутреннего состояния.

За два приема по двадцать минут чтения мы дошли до того момента, когда Слейк убегает в метро на «сто двадцать один день». Я повторила эту фразу, закрыла книгу (этот жест, если его сделать решительно, весьма красноречив) и услышала общий вздох. Они моментально начали расспрашивать меня, почему на сто двадцать один, но никто не спросил, как Слейк будет жить в метро и как ему удалось сбежать из дому.

Затем я сказала: «Как бы вы поступили, если бы у вас был тяжелый день? Если бы у вас случились неприятности и весь мир был бы против вас, где бы вы прятались?». [Приглашение привнести свой мир в текст.] «Дома», — хором ответил класс. Они моментально почувствовали дистанцию между собой и Слейком. По возрасту они еще сильно привязаны к дому как к единственной тихой гавани, но по мере взросления все меняется, и подростки скорее поделятся проблемами с друзьями, чем с домашними.

Я уже поняла, что книга их сильно заинтересовала, но чувства, судя по лицам, вызвала смешанные. Они были потрясены тем положением, в какое попал Слейк, и сочувствовали ему, но при этом его отчаянный поступок внушал им ужас.

Я спросила, почему Слейк не пошел домой, и они тут же вспомнили, какая тяжелая ситуация сложилась у него дома. Я попросила привести «доказательства» [Откуда вы это знаете?] — им этот вопрос очень нравится. Наверное, потому, что в детстве мы часто представляем себя детективами, когда читаем. Они рассказали про «его жуткую тетю», о том, что его «били», о том, в каких условиях он спал, и про «объедки». Американизмы в языке им не мешали понимать текст. Кстати, меня всегда удивляет, что дети практически никогда не спрашивают о тех школьных порядках, которые упоминаются во всех трех книгах серии. Школа для них — это что-то вроде универсального концепта, в рамках которого возможна любая модель.

Вторник, 11 марта. Мы прочитали вторую главу и начали «На другом пути». Перед началом чтения я напомнила: «Сто двадцать один день».

Я не стала опускать такие сложные обороты, как «непредвиденные обстоятельства» и «стадо, сокрушающее все на своем пути», только жестами показала, как Слейк удирал сквозь толпу подростков и как он, словно змея, забился в нишу в стене.

Мы начали читать «На другом пути», я повернула книгу к детям и обратила их внимание на набор текста. Они увидели, что шрифт стал более темный [полужирный sans-serif] и что вместо номера главы появилось название. Я задала риторический вопрос: почему книга так изменилась, с какой целью это было сделано, и услышала общее «Хм-м». Интересно, какой вывод они сделают, когда мы дочитаем эту часть трилогии.

Я закрыла книгу и захотела узнать, что они поняли на этом этапе, смогли ли увидеть, что происходит на более глубоком, чем текст, уровне. Я спросила «Что мы с вами уже знаем? Что можете сказать об идеях текста?» Тишина. Тогда я добавила: «Мы пока просто наблюдаем за событиями, или уже есть какие-то важные мысли, которыми вы бы хотели поделиться?» [Что это за сюжет? Как его следует прочитывать?] И снова тишина, но уже вижу опущенные взгляды (а это — всегда знак того, что «мысли есть»), пальцы, прижатые к губам. Я спросила Джеймса, помнит ли он свое описание книги «Охота на ведьм». Помнит, «книга всех чувств». [Опыт прочтений других книг, которые помогают интерпретировать новый текст. И это помогает, появляются новые соображения.] После его слов — молчание: все призадумались. Один мальчик произнес слово «зрение». Я подхватила это слово с удивлением и радостью. Я сама не подумала, что надо бы повертеть эту мысль. И тут же сразу двое вспомнили, что Уиллис Джо «видел» в своих мечтах, как он пасет овец в Австралии, и что Слейк тоже «грезил, видел свои мечты наяву». Ханна (девочка помладше) вспомнила, что Слейк близорук, а кто-то добавил, что в туннеле [метро] очень темно и Слейк плохо видит в таких условиях. Я решила, что надо помочь им выразить общее ощущение [учитель суммирует сказанное], и подытожила, что плохое зрение Слейка и «ясная видимость» его мечты тесно связаны и что Уиллис Джо тоже уносится в мечтах, видит другие страны и живет другой, помимо работы, эмоциональной жизнью.

Затем я спросила, подходит ли к тексту слово «перспектива», а для начала объяснила, что это слово означает. Я спросила, важно ли то, что Слейк и Уиллис Джо мечтают попасть в места, где открывается горизонт (попутно мы вспомнили, что небоскребы и туннели закрывают любую перспективу и «выключают свет»). Надеюсь, они будут использовать в дальнейшем слова «перспектива» и «горизонт» в теме «в и дение».

Я очень обрадовалась и была воодушевлена появлением темы зрения в разговоре. Я-то думала, что вся эта история с туннелями и подземкой будет выше их понимания. Да, я с нажимом читала те эпизоды, где появлялся туннель. И все-таки поразительно, насколько самостоятельны дети в своей реакции на текст и в понимании его.

На самом деле самая важная составляющая любого обсуждения — доверие учителя к детским способностям. Так уж устроено: дети никогда не будут бездумно воспроизводить то, что учитель (как он думает) заложил им в головы.

Четверг, 13 марта. Хотела почитать им в конце учебного дня, но дети устали; решила продолжить чтение завтра с утра. Быстро обсудили то, что «Слейк понимал, что теперь у него свое дело». Дальше по сюжету рассказывается о газетном бизнесе Слейка [он собирает газеты на станции, распрямляет их и продает тем, кто не успевает забежать в газетный киоск по дороге на работу]. В тексте мелькнуло слово «преступление», но по отдельным смешкам детей понятно, что они расценили его действие как смелую выходку, не более. Им понравился эпизод, когда Слейк делает постель из обрывков газет, — возможно, потому что сами обожают устраивать всякие пещеры и создавать «дома понарошку».

В эпизоде, когда Слейк возвращается в пещеру, одна из фраз начинается со «Слейк был…». Я подняла на них глаза. Кто-то вставил: «…Дома».

Снова «На другом пути». Я повернула книгу, чтобы показать ее детям, и они тут же узнали и название, и другой набор. Удивились, что глава короткая, всего одна страница. Стивен решил, что автор таким образом хочет нам что-то сказать [книга-как-объект помогает в раскрытии значения]. Я похвалила его за эту мысль и попросила развернуть ее. Он выдал что-то очень сложное и абстрактное на тему «размышления о книге», для которой мы сейчас набираем слова. Но больше всего мне понравилась та уверенность, с которой он говорил перед всей группой. [Любая мысль достойна высказывания.] Он самый младший и еще ни разу не сообщал новые мысли остальным.