Дмитрий Баханцев - Чужие следы

— Дядя Миша. Такой клев… — взмолился Павлик.

— Хватит. Не торговать же ею ты собрался. Нанизывай на свой кукан и моих. Пойдем лес смотреть.

Солнце стояло высоко, и они не спешили. Карасев поднимал вверх голову, рассматривал кроны деревьев и то и дело спрашивал: «Ну, а это что за дерево, а это?» И, убедившись, что, кроме березы, Павлик ничего не знает, сказал:

— Не знать деревьев, которые всю жизнь с нами, не знать окружающих тебя растений — это, прости меня, все равно что не знать курицу, кота или собаку, — и стал рассказывать о том, что попадалось им на пути.

Под вечер они возвращались домой. Не верилось, что день уже прошел, что скоро они будут дома и дядя Миша уйдет. «Почему так, — думал Павлик, — иной раз день тянется-тянется, как целая неделя, а вот сегодня его как не бывало».

— Что нос повесил? Устал, что ли?

— Нет, нет. Что вы, — испуганно заговорил Павлик. И это была чистая правда. С дядей Мишей он мог идти сколько угодно.

Своего отца он не только не помнил, но даже не думал, что он мог у него быть. До сих пор считал, что мама и бабушка — это все. «А где же мой отец?» — подумал он и удивился, что эта мысль пришла ему впервые.

— Ну, а звездочка ваша действует? — поинтересовался Карасев.

— Начинает, уже несколько раз собирались. Только ребята долго спят. А Вовка даже на завтрак не встает.

— Вот это нехорошо. У вас должен быть строгий распорядок на день, на неделю, на месяц, а может, и на все лето.

— А вы подскажите, как его составлять. В школе как-то получалось, а здесь не очень. Пока только думаем.

— Здесь, парень, и я всего не знаю. Шевелите мозгами сами. Чаще собирайтесь, узнайте, кто чем интересуется и на что способен. На твоем месте при составлении распорядка дня я бы, например, запланировал подъем, ну во сколько договоритесь сами, но чтобы вставать всем одновременно и сразу, не дожидаясь мамы или бабушки, убрать за собою постель. После этого — физзарядка. Ну, а после нее, конечно, купаться. Потом завтрак.

— А после завтрака — работа, — продолжил Павлик.

— Да, работа. Час или два, не больше, главное, чтобы только ежедневно, чтобы ребята почувствовали, что это не игра, а обязанность, пусть даже маленькая. Работа, которую никто, кроме них, не сделает. За день вы должны успеть многое: и поработать, и книжки почитать, и на озеро сходить. Да мало ли у вас потребностей. Ну, а дальше сама жизнь подскажет, что добавить к плану, а что выбросить.

— Да и ребята какие-то все разные, — продолжал Павлик. — Даже не знаю, смогут ли они быть в звездочке.

— Как это понимать?

— А так, что из пяти человек я один пионер, остальные — октябрята, а Оля еще и в школу не ходит. Кроме того, — замялся Павлик, — и по-другому они разные. Какой же это член звездочки, если он котенка с рук не спускает, даже обедает с ним. Тоже самое и наша Оля. Без Тузика ни шагу.

— А ты что же хотел, чтобы они ходили по домам, собирали стариков и учили их уму-разуму? Или пошли на завод деньги зарабатывать? Всему свое время. На то они и дети. Хватит с них и того, что их командир растет вот этаким сухариком. Ты тоже, брат, пока есть время, больше бегай, прыгай, кувыркайся. Одним словом, веселись. Будь таким, как все. А то идешь с тобой, беседуешь и все время охота повернуть голову и еще раз взглянуть, кто же рядом. Уж очень ты все по-взрослому воспринимаешь. А ребята вырастут. Не сомневайся. Даю гарантию, — улыбаясь сказал он и, положив свою тяжелую пятерню на голову Павлика, пальцами начал перебирать его мягкие, выгоревшие на солнце волосы. — А что играют с котенком и щенком, так что же в этом плохого. Вот если бы мучали их, ну тогда другое дело.

— Нет, нет. Что вы, — заволновался Павлик. — Уголек ласковый и может сидеть на руках у каждого, но все время смотрит только на Вовку, за это Вовка его и любит. А Тузик, если Оля рядом, ни к кому не подойдет.

— Так чем же ты недоволен? Если дети любят животных, ухаживают за ними, жалеют, это же хорошо. От этого они сами становятся добрее и лучше. Вот пусть уход за щенком и котенком и будет для них постоянной обязанностью. Живеднце, брат, хорошо понимают ласку и людскую доброту. Ни одна порядочная собака, даже самая большая и злая, никогда не укусит маленького.

За разговорами незаметно кончился лес, прошли поляну с водоемом, и вот их улица, а навстречу уже бегут ребята.

Через несколько дней после рыбалки Павлик с Вовкой сидели с удочками у большого котлована, наполненного водой. Возле них были Вовкин Уголек и большой трехцветный кот Тани Царевой по имени Катька. Почему Катька, никто не знал, но кот признавал только эту кличку.

Хорошей рыбы в котловане не было. За день можно было поймать с десяток мелких окушков, которые свободно помещались в пол-литровую банку. Зато серебрянки — хоть отбавляй. Она то и дело хватала наживку. Поплавки ныряли в воду — и ребята лихорадочно дергали вверх пустые крючки. Поймать серебрянку тоже наука. Здесь должна быть и снасть особая: тоненькая леска, самый маленький крючок и такая же насадка — мелкий-мелкий червячок. Кроме этого нужна и сноровка. В этом деле Вовке больше светила удача. Он уже второе лето рыбачил здесь и наловчился. А у Павлика пока не получалось.

И Уголек, сидевший рядом с Вовкой, и кот Катька, примостившийся у ног Павлика, завороженно глядели на поплавки и при их погружении вздрагивали. А когда в воздухе сверкала серебром рыбка — это чаще случалось на удочке Вовки, — Уголек становился на задние лапки и с нетерпением ждал, когда Вовка кинет ему добычу. А Катька, когда Уголек расправлялся с серебрянкой, отворачивался и с грустью смотрел на неудачливого Павлика. Отнимать добычу у маленького он не решался. А Павлик хоть и редко, но тоже выуживал и отдавал ему пойманную рыбку. Бывали случаи, когда и Вовка кидал ему свою серебрянку.

Олин Васька, постоянно лежавший на оттоманке, ходить на рыбалку ленился.

Поплавок на удочке Павлика задрожал, и он лихорадочно ждал момента подсечки. Уже и Катька поднялся на ноги и посматривал то на поплавок, то на Павлика, как бы говоря ему: «Ну дергай-дергай, чего же ты!», как вдруг Павлик вздрогнул от крепкого шлепка по спине. От неожиданности дернул удочку, к его удивлению высоко вверх взлетел красноперый окушок и, сорвавшись с крючка, шлепнулся в траву за спину. Павлик поднял глаза кверху и увидел стоявшего над ним Костю.

— Это ты? — спросил растерянно Костя. Павлику показалось, что крупных коричневых веснушек у Рыжего гораздо больше, чем он заметил во время их первой встречи. — А я, — продолжал Костя, — думал, что это Валерка.

Павлик поднялся поглядеть, куда упал его окушок, но над ним уже блаженствовал Катька.

— Ну ладно, шкеты, я пошел, — сказал Костя и направился на улицу, которая вела к лесу.