Дмитриев Николаевич - Беседы

— Когда еще ничто, казалось бы, не предвещало беды, за сорок лет до событий 1917 года Достоевский публикует в «Дневнике писателя» (за 1877 год) пророческие строки: «Предвидится страшная, колоссальная стихийная революция, которая потрясет все царства мира изменением лика мира всего. Но для этого потребуется сто миллионов голов. Весь мир будет залит реками крови».

И еще:

«Бунт начнется с атеизма и грабежа всех богатств. Начнут низлагать религию, разрушать храмы и превращать их в стойла, зальют мир кровью, а потом сами испугаются… »

Национальная тенденция взошла и раскрылась именно по такой формуле. Но Достоевским же даны и другие национальные прогнозы, — в частности, в его речи о Пушкине:

«Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только… стать братом всех людей, всечеловеком.. .»

Не будем идеализировать русских, которые достаточно пролили крови и своей и не своей в XX веке и тем явили далеко не самые лучшие выплески своего национального потенциала. Но, может быть, по закону маятника, о котором говорится в «Живой Этике», русский космос найдет в себе силы устремиться по иному вектору и осуществить тоже ведь русский потенциал, провозглашенный еще в прошлом веке, в 1870 году, поэтом с космическим сознанием Ф. И. Тютчевым:

«Единство, — возвестил оракул наших дней, —

Быть может спаяно железом лишь и кровью…»

Но мы попробуем спаять его любовью, —

А там увидим, что прочней…

При всех перипетиях последнего времени Россия в общем сохраняет выдержку и в русской судьбе словно бы воплощен пророческий завет Достоевского, сказавшего, что наибольшая выгода, может, в том и состоит, чтобы не иметь никакой выгоды. Россия, может, и искала выгоду еще в начале века, когда была мощным восходящим государством, но вот — и былая мощь утрачена, богатство разорено, миллионы жизней загублены, как говорят, не за понюх табаку… Страна, может, и пришла бы в себя — и вот тебе так называемая перестройка. И вновь прошлое, наработанное осмеяно… Все как-то так, ускользающе… Остается, пожалуй, на самом исходе только дух, идущий из глубины веков, — самое неуловимое, но прочное и обнадеживающее. Все пророки приходили из пустыни. Может, и из нынешней русской пустыни явится некто, кто напомнит народам Христово слово, которое сблизит и помирит их. И слово это будет — любовь.

— Любовь — это ведь связывание, и космическая любовь, воплощенная в Христе, — это и есть коммутация миров. Христос говорил: «У Отца моего обителей много…» Он тоже ведь связывал Землю с Космосом, тоже вводил человечество в контакт с дальними мирами. И это — любовь. И Тютчев в данном случае совершенно прав. И в этом христианский импульс России и проявился. Но не надо думать, что и до этого не было. Это заложено глубже — в дохристианский состав. Состав национальный такой. А христианство его потом несколько мажорировало, подняло и, к сожалению, оцерковило…

— Да, в языческих хороводах было заложено многое… Не случайно до сих пор отучить от хороводов русских не могут — хороводов, понимаемых уже, конечно, переносно… Но ведь вокруг общины все вертится… Даже колхозы — как обезображенная община — и те в рамках национального вы бора, в отличие от хуторского фермерства…

— Колхозы, если их перестанут деформировать, могут перерастать и в другие формы, и у них перспективы гораздо больше, чем в фермерстве.

— И тем не менее Россия вновь (по своему исконному обыкновению) рядится в чужое платье: под каждым кустом — президенты, парламенты, мэры, муниципалитеты, дух западной игры в преуспевание, в красивую жизнь; Россия вновь выгребает события до самого донышка, причем те события, которые при напряженности национального планирования можно было бы и не выгребать… Россия вновь подвержена мощнейшему иностороннему воздействию… Ведь не скажем же мы, положим, что США вновь подвержены мощнейшему русскому влиянию… Именно наоборот: русские выполняют команду: «На Запад равняйсь, смирно!..» Не является ли такое положение вещей свидетельством того, что их национальное планирование, их реторта событий — более чистые?.. Ведь запланированное ими осуществляется, хотя, конечно, если наше планирование идет под благим девизом «не иметь никакой выгоды», то в результате осуществляется и наше: очевидной выгоды, действительно, нет… И все же, все же, все же… Наша жизнь, в любом случае, — результат чьих-то устремлений, воль и событий, в каких-то ретортах…

— Это лишний раз говорит о том, что американизм (как воплощение духа иудаизма) очень жестко детерминирован.

— В каком плане?..

— В том плане, что если они не будут, как ты выразился, вот той чистотой обладать, то они уйдут с Земли. Поэтому они вынуждены очень точными быть.

— Содержать свою посуду стерильной…

— Можно обойтись и без избыточно иносказательных выражений. Скажем так: они должны быть всецело узаконены в репертуаре своей специфики, своих функций на Земле. Их «посуда» (в твоих терминах) — это устоявшаяся, жесткая форма отношений между собой и с другими. А мы — наоборот, мы — с большими зазорами законоположений идем, широко идем, разнообразно, маневренно…

— И в этом — наше спасение.

— У нас уже шла речь о том, что мы — совершенно разные этносы. Сила утверждения их есть сила нашего самоотрицания. Открытость и замкнутость. Для нас замкнутость — смерть, для них она — жизнь. Причем они замкнуты в себе, но зато снаружи они — втягивают, втягивают — энергии, возможности и так далее… Ведь посмотрим: и ресурсы у нас летят, и люди летят, и таланты, и все это — как вулкан работает, тем не менее…

— И не проходят у нас даже такие программы, как: «Россия сосредоточивается».

— Не дают… А не дать нам — просто, потому что у нас большой импульс самоотрицания.

— И в этом смысле, наверное, русский — не только тот, кто носит неснимаемую косоворотку (как это делает писатель Дмитрий Балашов), но и тот, кто носит неснимаемые джинсы, залез в американское тряпье, — в ком и проявляется явно этот именно русский импульс самоотрицания. А самозамкнутость на сарафане или косоворотке — в этом уже как бы что-то несвойственное именно русскому. Потому сарафанные шоу скорее размывают русскую идею открытости и соборности. Мне даже сдается, что когда русские объединяются во имя чего-то исконно русского, они тем самым занимаются НЕ РУССКИМ ДЕЛОМ. Говорю это со всей ответственностью, как человек, стремящийся понять русскую идею, русское предназначение, которые, конечно, существуют, — но не в сарафанах и не в лозунгах, и не в стремлении загородиться и наесться… РУССКОЕ ВЫШЕ РУССКОСТИ, так бы я сказал…

— Но как бы то ни было, сейчас все народы Земли подвержены одному мощному космическому воздействию… И вся проблематика сводится к тому, какая нация сможет почувствовать реальность космической планетарной обстановки. Ничего больше!.. Но и ни в коем случае — не меньше!..