Александр Китайгородский - Физика – моя профессия

Опыт показывает, что наиболее удачно проходят конференции, созываемые в таких городах, как, например, Красноярск. Так далеко? Да, но путевые расходы окупятся.

Путешествие на берег Енисея, куда в другой раз не попадешь, привлечет многих занятых людей, увлеченных своей работой и без этого не желающих покинуть свои лаборатории. Поэтому выбрать прежде всего экзотическое место – неплохой способ, при помощи которого конференцию можно сделать наиболее полезной: чем больше крупных ученых соберется, тем удачнее съезд. И второе – довольно важную роль такая конференция сыграет для той небольшой группы ученых, которая трудится по темам конференции в городе Красноярске! Конечно, выбор города не должен быть случайным. И на Красноярске стоит остановиться лишь в том случае, если темой конференции является красноярская тема. Каждая конференция вдали от центра – большой толчок для развития науки в данном месте. А это ведь очень существенно.

Так что считайте вполне обычным, что исследователь в течение года несколько раз выедет в Красноярск и Тарту, в Одессу и Кишинев, где он встретится со всеми своими соратниками. И пусть на конференции будет много москвичей. Право же, среди будней, заполненных работой, никогда москвичу не удается так спокойно и так детально поговорить с другим московским коллегой, как в чужом городе.

Читатель вряд ли удовлетворен моим объяснением. При чем тут беседы, скажет он, конференция-то делается, чтобы доклады послушать. Да, это, конечно, более или менее справедливо. Без докладов конференции нет. Но если бы не возможность встреч с коллегами, если бы не соблазн неторопливых бесед с людьми, близкими по духу, если бы не желание подраться с научным противником, показать окружающим его несостоятельность и свое превосходство – без всего этого конференции начисто лишились бы своей притягательной силы и польза от них была бы минимальной.

Я уже давно думал, что научные доклады – это еще не конференция, так же как овощи – это еще не суп, но не решался выскааывать сию крамольную мысль до тех пор, пока не попал в первый раз на международный съезд. Это было в 1956 году; до этого мало кому приходилось ездить «по заграницам». Конференция проходила в Монреале – одном из лучших городов Канады.

Через четверть часа после посадки самолета я уже сидел в американской машине рядом с водителем – своим собратом по профессии. Переход от самолетного покоя к лихому автомобильному движению Нового Света был довольно резким. Я еще не оценил качества тормозов и преимущества сильных американских автомашин, и в течение получасовой езды от аэродрома к зданию университета, где проходил конгресс, я не один раз зажмуривал глаза – автомобильная катастрофа, в которой сам принимаешь участие, малопривлекательное зрелище.

Однако оживленная болтовня моего спутника не помешала ему доставить меня в целости и сохранности к студенческому общежитию университета. Подстегиваемый нетерпением оказаться поскорее в центре событий, я уже через четверть часа попал в аудиторию, где шел доклад. (На конференцию я, конечно, опоздал. Но, я забыл об этом упомянуть, – увы – опоздание русских ученых на международные конгрессы стало национальным признаком.) В аудитории было человек двести (а ведь на конгрессе должно быть около 800 человек, мелькнуло у меня в голове, где же они?), свет был погашен, докладчик демонстрировал схемы своих опытов с помощью эпидиаскопа. Я присел, но через минуту почувствовал, что не в состоянии сосредоточиться на речи моего иностранного коллеги. За последние часы я уже так привык к быстрой смене впечатлений, что, настроенный на этот ритм, не мог усидеть на месте. Выйдя из аудитории и спустившись по лестнице, попал в парк, к которому примыкал университет.

Под деревьями на траве, на раскладных стульях, на перевернутых ящиках из-под апельсинов, на ступеньках лестниц маленькими группами, а то и по двое проводили время в оживленной беседе те самые шестьсот человек, которых не хватало в аудитории. Мне не потребовалось много времени, чтобы оценить всю прелесть и пользу этих непринужденных бесед.

Оказалось вполне принятым, а не неприличным переходить от группы к группе, вслушиваясь в обрывки разговора, и присоединяться к беседе, если она оказывалась интересной. Чтобы облегчить задачу нахождения нужного собеседника, каждому участнику конференции пришпиливается на грудь табличка с его фамилией и страной. Был очень занятен процесс сопряжения внешнего вида с хорошо знакомой фамилией. Как интересно, что Захариасен так молодо выглядит, а я думал, он глубокий старик. А Вильсон-то, оказывается, здоровый рыжий верзила. Но кто же этот высокий, с ласковым доброжелательным взглядом? Подойдя поближе, узнаешь, что это Харкер. Удивительно приятное занятие. Как жаль, что первый раз не повторяется.

В последующие дни этого конгресса и на других больших конференциях я понял, что большинство участников относится к съездам так же, как и я. Какой-то процент интересных для себя докладов (не очень большой), разумеется, заслушивается, но большую часть времени исследователь проводит в беседах со своими товарищами по профессии и, пользуясь случаем, проверяет свои взгляды на науку, пропагандирует свою точку зрения на тот или иной предмет, узнает подробности о характере и направлении работы своих далеких соратников.

Очень нужны и полезны всяческие научные собрания на любом уровне, и мне совершенно непонятны те немногие «заважничавшие ученые», которые жалуются, «что конференции отнимают у них время». От чего отнимают? Разговор о своей науке с умным собеседником? Да ведь это важный элемент научной деятельности!

…ознакомившись с нею, родители, имеющие взрослых детей, сумеют твердо решить, стоит ли их наследникам поступать в аспирантуру и готовить себя к научной будущности.

Молекулярная генетика делает колоссальные успехи, и можно помечтать о том времени – право, превосходная тема для научно-фантастического рассказа, – когда, рассмотрев в сверхмикроскоп клетку ткани, отщипнутую от молодого человека, можно будет по характеру расположения атомов сделать точную оценку всех его врожденных склонностей и таким образом смело определить, какое воспитание будет для него наиболее подходящим.

Воспитание играет огромную роль. Но одно дело, когда, формируя человека, приходится действовать наперекор его врожденному характеру (это все равно, что научить коня ходить на двух ногах: труд наставника огромен, но радость, которую животное получит от этого неестественного уменья, весьма сомнительна). Другое дело – труд, затраченный на развитие врожденных склонностей: его результатом будут радость воспитателя, счастье воспитанника и польза для общества.