Кувакин Валерий - Не дай себя обмануть. Введение в теорию практического мышления

Ясно, что нужно принимать во внимание не просто то, что мы говорим, но то, что мы делаем. Предметом анализа должны явиться не наши представления или намерения (как бы важны они ни были), но наши действия, которые наиболее значимы, поскольку вплетаются в отношения между людьми. Мы можем фантазировать о том, что мы должны сделать и в то же время никогда не делать этого. Наши побуждения и мечты могут как угодно превосходить наши способности или даже желание действовать, но реальным остается только то действие, которое произошло в действительности. Мужчина может бессчетное число раз воображать, как он раздевает прекрасную женщину и занимается с ней любовью или, скажем, наносит своему врагу сладостный удар мести. Но до тех пор, пока он только представляет себе свое действие, он не является объектом порицания или осуждения. Только конкретные поступки являются реальными результатами выбора, следствием решения этической дилеммы.

В-шестых, в той степени, в какой действие следует из выбора, который личность совершила сознательно (неважно, сопровождался ли он размышлением или нет), а также в зависимости от того, какие последствия в свою очередь вытекают из этого действия, индивид может нести ответственность за свои поступки. Это значит, что мы можем похвалить его, если одобряем его действия, или возложить на него вину, если не одобряем. Здесь возникает феномен ответственности. Как показал Аристотель в «Никомаховой этике» [5], личность ответственна за свое действие в том случае, если то, что произошло, входило в ее намерения, если она осознавала обстоятельства, при которых действовала, и, если выбор не был совершен в неведении.

Я должен заметить, что такое понимание ответственности отличается от тех теистических этик, которые считали людей виновными за их помыслы. (Тот, кто желает женщину в сердце своем, тот совершает прелюбодеяние.) До тех пор, пока идея не воплощена в действие, нельзя судить о ее моральных достоинствах. Более того, если осуждать человека за его мысли, то все мы, без сомнения, должны быть осуждены. Действительной проверкой качества выбора является его реальное воплощение в мире, и лишь постольку, поскольку к нему применим критерий ответственности.

Если человек, ведя машину по покрытой льдом дороге, нажимает на тормоза и машина ударяет кого-то, то это может быть и чистой случайностью, особенно если водитель не хотел этого и раскаивается в совершенном. Он ответственен за случившееся, потому что он водитель. Он виновен, даже если не желал совершать зла, но был небрежен или находился под влиянием наркотиков или алкоголя. Конечно, если бы было доказано, что водитель действовал сознательно и был полон намерений и злобных планов убийства человека, он был бы признан виновным в преднамеренном, а не в неумышленном убийстве. Но верно и то, что в некоторых случаях мотивы и намерения могут быть установлены с большим трудом.

В любом случае главный вывод критической этики заключается в том, что люди могут учиться на своих ошибках и изменять свое поведение, несмотря на то, что иногда это бывает трудно или даже невозможно сделать. Человеку, свойственно вспоминать о действиях, в которых он раскаивается. Мы склонны учить наших детей моральным правилам, которым мы сами научились. Мы пытаемся культивировать добродетель, воспитывать и смягчать наш характер. Одни качества (неряшливость, леность, безразличие к нуждам других) мы считаем скверными, тогда как другие (опрятность, доброжелательность, склонность к размышлениям) достойными похвалы. Этический выбор и действия связаны с процессом обучения. Моральное поведение исправимо, поддается улучшению и совершенствованию. Наши системы образования и права осознают это, и мы применяем различные формы наказания к тем, чье поведение считается пагубным или предосудительным. Здесь воля закона определить меру наказания действия, считающегося преступлением.

Начало этического исследования

Человек может вступить в область этических размышлений в любой момент своей жизни. Некоторые люди, скованные религиозными кодексами, сопротивляются этому. Они противостоят этическому исследованию, потому что боятся изменений своего нравственного сознания. Им кажется, что над ними нависла угроза, и они стремятся предотвратить ее. В тоже время никто не в состоянии сопротивляться такому исследованию абсолютным образом. Сама жизнь заставляет ставить под сомнение моральные убеждения и практику их реализации в конкретных ситуациях. Задача критической философской этики состоит в том, чтобы прямо и осознанно заняться такого рода исследованием. В сущности, история этики может быть представлена как попытка утвердить этику на рациональных основаниях, как поиск адекватного познания добра и зла. Мы можем задаться вопросом: с чего следует начать этическое исследование?

Нужно, очевидно, выяснить существенные различия между нормативной этикой и метаэтикой. Нормативная этика имеет дело с предписаниями относительно того, как мы должны жить и действовать на основе выработанных ценностных суждений. Нормативная этика говорит нам, что есть добро, зло, правда или ложь и что такое справедливое общество. Философы от Платона и Аристотеля до Спинозы и Милля предпринимали попытки обеспечить людей практической мудростью, как руководством нашего поведения.

Метаэтика — это шаг в направлении противоположной той сфере, где люди принимают конкретные решения. Она пытается понять, как люди совершают этический выбор и как они его обосновывают. Существуют две центральные проблемы метаэтики. Первая относится к определению терминов и понятий морали: можем ли мы определить понятия добра, зла, ценности, правды, лжи ? Вторая касается методов или критериев установления этических истин, т.е. поисков ответа на вопрос, имеются ли средства, которые делают возможным объяснение этих понятий. Проблема определения понятий является достаточно сложной философской проблемой. Как мы видели, платоники рассматривали такие понятия как объективно реальные и постулировали репрезентирующую их сферу идеального. Вместе с тем метаэтика связана с общими теориями языка. Дж. Э. Мур рассматривал термин «добро», не соотнося его с каким-либо качеством природного характера, которое бы постигалось прямым наблюдением и идентифицировалось с чем-то эмпирическим или естественным. Поэтому любая попытка определить его, говорил он, приводит к «натуралистической ошибке» [6].

Другие философы, такие как А. Айер и Чарльз Л. Стевенсон, полагали, что термины этики не имеют никакого объективного референта. Являясь по своей природе эмоциональными и императивными, они просто выражают наши предпочтения (attitudes), используемые для оказания влияния на других [7]. Эта форма этического скептицизма горячо обсуждалась в ХХ веке. Критики такой точки зрения утверждали, что ее интерпретационные возможности слишком узки, поскольку ценностные термины имеют множество других функций, а не только экспрессивную и императивную. Существует множество других аспектов их использования, и они обладают смыслом не только как описания определенных субъективных состояний.