Мэрилин Ялом - История жены

В женском образовании тем не менее видели главным образом способ выгодно выйти замуж и ценили за то, что благодаря нему получались хорошие жены и матери. Преподобный Бернап с высоты прожитых лет поучал, что мужчина и женщина «должны вращаться в разных мирах ‹…› Женщина должна заботиться о доме, заниматься готовкой, чинить одежду, растить и воспитывать детей» [288] Burnap G. W. Op. cit. P. 45–46. Понять идеологию, господствовавшую над американскими женщинами XIX века, поможет кн.: Matthews G. “Just a Housewife”: The Rise and Fall of Domesticity in America. N. Y.; Oxford: Oxford University Press, 1987, особенно гл. 1 и 2. См. также: Theriot N. M. Mothers and Daughters in Nineteenth-Century America: The Biosocial Construction of Femininity. Lexington, KY: The University Press of Kentucky, 1996; Bloch R. H. American Feminine Ideals in Transition: The Rise of the Model Mother, 1785–1815 // Feminist Studies. 1978. No. 4. P. 101–125. . Такие авторы, как Кэтрин Бичер в «Трактате о домашнем хозяйстве» (1841) и Сара Джозефа Хэйл, влиятельный редактор «Дамской книги Годи», соглашались, что все прочие формы образования уступают домашнему образованию, поскольку женщина прежде всего – спутница мужчины и должна заботиться о домашнем очаге. Лишь немногие рассматривали образование как способ получить финансовую и социальную независимость. Особенно в южных штатах до Гражданской войны идея о том, что женщина может получить образование, чтобы вырваться из своего «мира», вызывала отторжение. Даже моя альма-матер, колледж Уэллсли в Массачусетсе, основанный в 1870 году, имел в качестве девиза «Non ministrati, sed ministrare» («Не для того, чтобы нам служили, но чтобы служить»), который мы в 1950‐е игриво переиначили в «Быть не священником, а женой священника».

Элизабет Кэди Стэнтон известна как одна из основательниц движения за права женщин, но немногие знают, что эта решительная женщина почти полвека провела в браке и имела семерых детей. Как же ей удалось одновременно выполнять свой семейный долг и наравне с холостячкой Сьюзан Би Энтони стать одной из самых главных поборниц женской эмансипации? Как и ее предшественница Марджери Кемп, Элизабет Кэди Стэнтон не позволила заботе о детях отвлекать ее от призвания и, подобно Кемп, в возвышенном духе писала о своей миссии в автобиографии, которую сочинила под конец жизни. Хотя ни Марджери, ни Элизабет не были «обыкновенными» женами, их истории позволяют лучше понять не только сюжет их замужества, но также те конвенции относительно женской доли, которые существовали в обществе того времени и той страны.

Книга «Восемьдесят лет и далее: воспоминания 1815–1897» рассказывает о детстве Стэнтон: она была дочерью известного адвоката из штата Нью-Йорк [289] Stanton E. C. Eighty Years and More: Reminiscences 1815–1897. N. Y.: Schocken Books, 1971. Все цитаты даны по этому изданию. . Она вскользь упоминает о матери, что характерно для автобиографий викторианского периода – лишь говорит, что та была «изнурена необходимостью заботиться о большом семействе, в котором было десятеро детей». Из этих десятерых лишь пятеро дожили до взрослого возраста. Элизабет росла вместе с четырьмя сестрами и братом, который был любимчиком, но, к несчастью, умер ребенком. Элизабет чувствовала себя его соперницей, а затем – его заменой.

Она подолгу сидела в кабинете отца, где тот принимал клиентов, беседовал со студентами и обсуждал законы в отношении женщин. Она выросла в сообществе иммигрантов из Шотландии, «многие из которых по-прежнему придерживались старых взглядов и смотрели на женщину как на собственность. Возлежа на смертном одре, отец семейства, как правило, завещал большую часть семейного имущества старшему сыну на том условии, что тот будет давать кров своей матери. Вследствие этого женщины, которые тоже многое привнесли в семью, оказывались в положении приживалок, зависящих от милости невестки и сына-размазни».

«Слезы и жалобы» женщин, которые обращались к отцу за юридической консультацией, тронули сердце Элизабет, она была возмущена «несправедливостью и жестокостью законов», о которых читала в отцовских книгах. Один из студентов-юристов так дразнил ее: «Если ‹…› когда-нибудь ты станешь моей женой, эти украшения [драгоценности, которые она носила] станут моими; я смогу отнять их, чтобы ты надевала их только с моего дозволения. Хуже того, я могу обменять их на ящик сигар, и ты будешь смотреть, как они превращаются в дым».

Отец дал Элизабет более ценный совет: когда вырастет, она должна «поехать в Олбани и поговорить с законодателями, рассказать им обо всех страданиях шотландских женщин, обобранных и оставленных на попечении у бесчестных сыновей, которых видела в этом кабинете. Старые законы потеряют силу, если будут приняты новые». Увы, когда Элизабет была готова осуществить эту идею, отец запротестовал, решив, что это недостойное поведение для замужней женщины.

До шестнадцати лет Элизабет училась в академии, где обучались и мальчики, и девочки. Но когда мальчики из ее класса отправились в колледж в Скенектади, она к прискорбию своему обнаружила, что девушек туда не принимали. Вместо этого она отправилась в семинарию миссис Уиллард в Трое, модную школу для девочек, где обучали таким исключительно женским умениям, как французский язык, музыка и танцы. Вырванная из мужского общества, которое стало для нее привычным, она теперь «с большим интересом» начала постигать новую для нее женскую компанию.

Окончив школу, Элизабет вернулась в родительский дом и возобновила знакомства со многими юношами и девушками. Ее жизнь «была насыщена кокетством», но по совету зятя она и ее сестры откладывали «свадебную суету» так долго, как только это было возможно.

Ей было двадцать четыре, когда она познакомилась с Генри Би Стэнтоном, «самым красноречивым и пылким борцом с рабством». Элизабет гостила у родственника, Джеррита Смита, в Петерборо, штат Нью-Йорк – этот дом входил в систему, которая называлась «Подземной железной дорогой»: здесь могли найти убежище беглые рабы на пути из южных штатов в Канаду. А в гостиной собирались «лучшие люди со всей страны». Каждое утро две повозки с леди и джентльменами отправлялись на аболиционистские собрания, которые происходили поблизости. «Горящие глаза людей, красноречие выступающих – благодаря им те дни стали одними из самых прекрасных в моей жизни». Ведя борьбу за новые этические устои, Элизабет и Генри воспылали любовью друг к другу.

Кузен Джеррит, на глазах которого развивался роман, предупредил Элизабет, что отец никогда не согласится отдать ее за аболициониста. «Поскольку наша помолвка состоялась под его крышей, он счел необходимым умыть руки и прочитал мне длинную лекцию о любви, дружбе, браке и всех опасностях такого опрометчивого поступка».

События развивались быстро, несмотря на «сомнения и борьбу», которая происходила в Элизабет. Она боялась, что слишком легко «меняет радости и свободы», которые предоставляет девичество, на неизвестность замужества, которое не одобряет ее семья. Она даже разорвала помолвку «после месяцев беспокойства и неопределенности», но узнав, что Генри Стэнтона отправляют в Европу как делегата Всемирного конгресса против рабства, и поняв, что не хочет быть разделенной с ним океаном, вновь передумала. Свадьбу, которой предшествовала беспокойная семимесячная помолвка, сыграли 10 мая 1840 года.