Мэрилин Ялом - История жены

В письмах, которые Мэри Балу писала своему сыну из лагеря старателей в Калифорнии, можно найти живописные описания тех роскошных трапез, которые устраивали на временной кухне в самом бедном постоялом дворе. В октябре 1852 года она писала: «Попробую описать тебе, что представляет собой моя работа в этом грязном месте. Кухня, на которой я готовлю, являет собой четыре опоры, вбитые в землю, между которыми натянут кусок грубой материи. Пол земляной» [378] Ballou M. “I Hear the Hogs in My Kitchen”: A Woman’s View of the Gold Rush // Let Them Speak for Themselves: Women in the American West 1849–1900 / ed. by C. Fischer. Hamden, CT: Archon Books, 1977. P. 42–46. . На этой кухне ей удавалось готовить удивительно разнообразные блюда:

…я стряпаю пирожки с начинкой, шарлотки и тыквенные пироги. Иногда жарю пирожки с мясом или пончики. Пеку печенье, время от времени делаю индейские лепешки или пудинги с изюмом на скорую руку, делаю пудинги из кукурузной муки или старые добрые плампудинги, потом начиняю окорок или кусок свинины, за который тут просят сорок центов за фунт. ‹…› Три раза в день я накрываю на стол длиной в тридцать футов и слежу за всякими мелочами вроде того, чтобы перечницы, баночки с уксусом и чашечки с горчицей и маслом были наполнены. Иногда я отлучаюсь, чтобы покормить кур, а еще приходится выгонять с кухни свиней и отваживать мулов, которые приходят к столу.

Список блюд этим не ограничивался: «Сегодня на ужин я приготовила черничный пудинг. Иногда я варю супы и делаю пироги с клюквой, запекаю цыплят по четыре доллара за штуку и готовлю яйца по три доллара за дюжину. Иногда варю капусту и репу, жарю котлетки в масле или мясо на открытом огне… ‹…› а еще я готовлю беличье мясо».

Вдобавок к этому: «Иногда я сижу с детьми и присматриваю за младенцами, и беру за это пятьдесят долларов в неделю». Мэри также изготавливала товары на продажу: мыло, матрасы, простыни и флаги (одни для партии вигов, другие для демократов). Она мыла полы, чистила подсвечники, разнимала ссорящихся мужчин. Оставив своих обожаемых детей, чтобы сопровождать мужа в его путешествии на Запад, миссис Балу чувствовала себя «уставшей и почти больной» в этом калифорнийском Вавилоне «среди французов, голландцев, евреев, итальянцев, шведов, китайцев и индейцев – каждый со своим языком и обычаями». Видимо, не желая слишком волновать своего сына, она добавляла: «Но ко мне здесь все относятся с уважением». В этой предприимчивой, ироничной, необразованной женщине, кажется, воплотился дух чосеровской Батской ткачихи, несмотря на тысячи миль, разделявшие Кентербери и Калифорнию. Представьте себе, на что была бы способна эта женщина, будь у нее кухонный комбайн!

Сохранились и более рафинированные литературные мемуары, демонстрирующие, что жизнь женщины на Западе могла быть устроена ничуть не хуже, чем жизнь женщины на востоке страны. Пятнадцатью годами позднее миссис Балу в горнопромышленном городе Аврора в Неваде жила Рэчел Гаскелл, жена сборщика пошлин. Иногда она могла позволить себе такую роскошь, как нежиться в постели воскресным утром, потому что оба священника заболели. В полдень она завтракала, мыла своих сыновей («хорошенько терла их с ног до головы»), а затем ложилась на диван читать книжку. Ее муж, которого она неизменно называла «мистер Г.», разогревал ужин на плите, а она мыла посуду. Затем она «приходила в гостиную и садилась на стул возле пианино, пока Элла (ее дочь) играла, а вся семья пела хором. Потом раздвигала стол напротив плиты и продолжала чтение „Света“, пока дети с ясными счастливыми лицами играли друг с другом. Поиграв на полу с младшими, мистер Г. ложился читать на диван». Эта идиллическая сцена семейного счастья словно бы сошла прямо со страниц «Дамской книги Годи».

По понедельникам миссис Г. давала Элле уроки музыки и разучивала с сыновьями таблицу умножения. По вторникам пекла хлеб, «приводила в порядок полки Джона» и варила ужин. В среду она встречалась с друзьями в городе. «Надела шелковую сорочку и красный пояс, шляпу и красную шаль. По снегу дошла с трудом. Навестила миссис Леви, очень приятную собеседницу, она показала мне свое большое семейство – кажется, у нее девять сестер – и портреты своих родителей из Страсбурга. Потом зашла к миссис Пурс и застала миссис К. Они пригласили меня остаться до вечера. Я отправила весточку мистеру Г., чтобы тот ужинал без меня, и мы прекрасно просидели допоздна». У миссис Купер были и другие гости, «было много шуток и громкого смеха». Вернувшись домой, мистер и миссис Г. увидели, что старшие дети позаботились о младших, а «Джон задремал, держа Мэни на руках». У горняков дружба играла серьезную роль, поскольку все поселенцы жили в отрыве от семей. Белые поселенцы, если только они не были совсем нищи или не обладали слишком уж вздорным нравом, могли рассчитывать на теплый прием, к какой бы национальности или вере они ни принадлежали. К примеру, миссис Леви была одной из еврейских поселенок, к которым обычно на юго-западе относились с некоторым предубеждением.

Только одно волновало миссис Гаскелл: ее муж нередко проводил время в городе в компании других мужчин. Один раз она записывает в своем дневнике: «Мистер Г. снова встречался со своей компанией и вернулся поздно. Я заснула на диване, пока ждала его, потом проснулась, но он все еще не вернулся. Легла в кровать и снова заснула. Это стало уже настолько привычно, что волнение не пересиливает усталость, но в душе я страдаю». Другая запись начинается так: «Проснулась с чувством одиночества и озлобленности в сердце» и заканчивается фразой: «Мистер Г. сегодня как будто более ласков».

Несмотря на опасения, которые Рэчел Гаскелл испытывает по поводу своего мужа, кажется, что между ними установились теплые отношения, основанные на глубокой привязанности, они любили друг друга, своих детей и друзей. Вдалеке от развитой цивилизации и крупных городов, таких как Бостон и Чарлстон, эти женщины, похоже, находили удовольствие в том, чтобы выполнять свою роль жены, матери, хранительницы очага и подруги.

Продвигаясь на запад, в Калифорнии, Нью-Мексико и Техасе колонисты встречались с испанскими переселенцами. Многих протестантов очень интересовали испанские католические традиции, так разительно отличавшиеся от их собственных. Девушки в Калифорнии находились под бдительным надзором матрон в пестрых платьях и с гребнями из черепахового панциря в волосах, а замуж выходили, как правило, между тринадцатью и пятнадцатью годами. Большинство браков заключались по договоренности, и молодые следовали обычаям своего народа. Девушки собирали сундук с приданым в соответствии с доходами своей семьи, женихи платили выкуп (иногда это была стопка золотых монет), а священники проводили брачный обряд. За обрядом следовало празднование с угощениями, выпивкой, музыкой, танцами и всеобщим весельем [379] Haskell R. A Literate Woman in the Mines: the Diary of Rachel Haskell // Let Them Speak for Themselves. P. 58–72. .