Юн Эльстер - Объяснение социального поведения. Еще раз об основах социальных наук

Я процитировал Токвиля (и еще буду делать это в этой главе) по причине его проницательных догадок по этому вопросу. Проблемы, которые он обозначил (внешний и внутренний конформизм), а также когнитивные и мотивационные механизмы до сих пор остаются для нас крайне актуальными. Прежде чем к ним обратиться, я расскажу о некоторых классических экспериментах, касающихся конформности.

В самом знаменитом эксперименте участников просили указать, какая из трех линий (А, В и С) ближе всего по длине к данной линии D. Было три вида условий: частные, двойные публичные и одиночные публичные. В частных условиях испытуемые давали свой ответ в отсутствие всех остальных и в присутствии одного только экспериментатора. В этом случае 99 % участников сказали, что линия D ближе всего к линии В, что говорит об однозначной правильности этого ответа. Но в двух случаях публичных условий существенное меньшинство участников дало разные ответы. В обоих случаях участники отвечали после того, как несколько других (подсадных) лиц единогласно заявили, что линия А ближе по длине. При двойных публичных условиях, где участники давали ответ в присутствии подсадных лиц, около трети согласились, что ближе линия А [284]. В одиночно публичных условиях, в которых участники высказывали свое мнение в частном порядке, после того как услышали, что сказали другие, конформизм снизился, но не был полностью устранен.

Избыток конформизма в двойных публичных условиях был, предположительно, связан со страхом неодобрения . Остаточный конформизм в одиночных публичных условиях может быть связан с обучением («столько людей не может ошибаться») или редукцией диссонанса . Последнее объяснение кажется более правдоподобным. Те, кто в частном порядке стремились следовать за большинством, едва ли делали это только на основании рационального обучения, учитывая незначительный когнитивный статус мнения большинства. Здесь должны были работать мотивационные факторы.

Еще один эксперимент подтверждает такую интерпретацию. В нем перед участниками стояла более неоднозначная задача: они должны были определить, какое расстояние проходит источник света в темноте. Хотя источник света на самом деле был неподвижен, изолированные участники делали вывод, что он сдвинулся примерно на 10 см («автокинетический эффект»). Услышав, как другие говорят, что он сдвинулся на 38–40 см, испытуемые оценивали расстояние приблизительно в 20 см. Если два подсадных участника оценивали расстояние в 40 см, оценка других была – 35 см. Присутствие одного подсадного участника, таким образом, приводило к увеличению оценки на 10 см, а присутствие второго – еще на 15 см.

В процессе байесова обучения (см. главу XI) я могу полагаться на других наблюдателей, чтобы скорректировать свое восприятие или память. Их оценки какого-либо факта (например, пройденного светом расстояния) могут способствовать изменению моей собственной оценки. Насколько они на меня повлияют, зависит от надежности их восприятия и от количества других наблюдателей. В этом эксперименте участник, предположительно, одинаково оценивает надежность наблюдений каждого из подсадных участников. Какова бы ни была эта надежность, изменение в его оценке, вызванное тем, что один из «сообщников» экспериментатора сказал, что расстояние составляет 40 см, должно быть больше, чем дополнительное изменение, вызванное вторым участником [285]. Что, однако, противоречит результатам, поскольку второй подсадной участник больше повлиял на оценку, чем первый. Скорее всего, это эффект редукции диссонанса, вызванный дискомфортом из-за разногласий с большинством, который не может быть сведен к рациональному обучению.

Второй эксперимент имеет еще одну интересную особенность. Он проводился на нескольких «поколениях», в которых «сообщники» экспериментатора постепенно заменялись наивными участниками. Так, во втором поколении эксперимента с двумя подсадными лицами одно было заменено наивным участником из первого поколения, тогда как в третьем поколении второе подсадное лицо также было заменено наивным участником из более раннего поколения. В последующих поколениях все испытуемые были наивными субъектами, которые ранее имели дело либо с подсадными лицами, либо с другими участниками, имевшими дело с подсадными лицами, и т. д. Устроители эксперимента предполагали, что искусственно завышенные оценки будут поддерживаться до бесконечности, но они ошибались. Спустя шесть поколений в группах из трех человек и восемь поколений в группах из четырех – оценки сошлись на 10 см, то есть на цифре, которую давали изолированные участники. Вера в новое платье короля не сохраняется навечно. Если некоторые культурные убеждения, имеющие слабую опору в реальности, и сохраняются по прошествии времени, это может происходить в силу того, что расхождение с реальностью с трудом поддается наблюдению, или потому, что они находят опору в чем-то другом. Использование лотерей для идентификации хороших мест для охоты и рыбалки, как это принято в некоторых обществах, могло сохраниться до нашего времени вследствие своего религиозного значения.

В самом начале этой главы я провел различие между двумя причинами, по которым люди в определенный момент времени могут придерживаться или выражать сходные убеждения: потому что они либо подвержены действию похожих условий (корреляция), либо влияют друг на друга (причинность). Особый случай первого вида составляют многочисленные примеры одновременных открытий – например, изобретение вычислений Ньютоном и Лейбницем приблизительно в одно и то же время. Хотя никто не знает наверняка, что это были за «сходные условия», идея могла «витать в воздухе». В качестве еще одного примера одновременного появления похожих идей рассмотрим идею нового платья короля. Сказка Ганса Христиана Андерсена была опубликована в 1835 году. Во втором томе «Демократии в Америке» (1840) Токвиль предложил похожую идею для объяснения очевидной устойчивости мнения большинства:

Время, события или индивидуальные усилия единичных умов могут в некоторых случаях подрывать или постепенно разрушать веру, причем внешне это может никак не проявляться. Никто не сражается в открытую с обреченной верой. Никто не собирает войско, чтобы пойти на нее войной. Сторонники тихо покидают ее один за другим до тех пор, пока лишь жалкое меньшинство не будет за нее цепляться. В этой ситуации ее царствование сохраняется. Поскольку враги продолжают хранить мир или выражать свои мысли только в тайне, пройдет немало времени прежде, чем они обретут уверенность, что произошла великая революция, а будучи в сомнениях, они бездействуют. Они наблюдают и хранят молчание. Большинство больше не верит, но по-прежнему выглядит так, как будто верит, и этого пустого призрака общественного мнения достаточно для того, чтобы остудить кровь возможным новаторам и заставить их замолчать из уважения.