Макс Вебер - Хозяйство и общество. Очерки понимающей социологии. Tом II Общности
- Название:Хозяйство и общество. Очерки понимающей социологии. Tом II Общности
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»
- Год:2017
- Город:Москва
- ISBN:978-5-7598-1514-3
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Макс Вебер - Хозяйство и общество. Очерки понимающей социологии. Tом II Общности краткое содержание
«Хозяйство и общество» учит методологии исследования, дает блестящие образцы социологического анализа и выводит на вершины культурно-исторического синтеза.
Инициатором и идеологом проекта по изданию книги Макса Вебера на русском языке и редактором перевода выступил доктор философских наук, профессор Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» Л.Г. Ионин.
Книга представляет собой второй том четырехтомного издания труда Макса Вебера «Хозяйство и общество». Это первый полный перевод знаменитого сочинения на русский язык. Главы, вошедшие в настоящий том, демонстрируют становление структур рациональности, регулирующих действие общностей на разных этапах исторического развития. Рассматриваются домашняя общность, ойкос, этнические и политические образования, в частности партии и государства. Особого внимания заслуживает огромная по объему глава, посвященная религиозным общностям, представляющая собой, по существу, сжатый очерк социологии религии Вебера.
Издание предназначено для социологов, политологов, историков, экономистов, вообще для специалистов широкого спектра социальных и гуманитарных наук, а также для круга читателей, интересующихся проблемами социального и культурного развития современности.
Хозяйство и общество. Очерки понимающей социологии. Tом II Общности - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Определить влияние, которое оказывают на процесс образования общностей специфически этнические моменты, т. е. вера в наличие кровного родства или в его отсутствие, основанная на схожести или различиях внешнего облика и поведения, очень трудно — как вообще, так и в каждом отдельном случае. Этнически релевантный обычай, в принципе, действует так же, как и обычай вообще (о его сущности будет сказано в другом месте). Вера в общность происхождения, подкрепляемая схожестью обычаев, может способствовать распространению действия общности, усвоенного частью этнически связанных между собой людей, на оставшуюся часть, ибо общность поощряет подражание. Это особенно касается пропаганды религиозных групп.
Однако дальше подобных достаточно общих суждений двигаться трудно. Содержание действия общности, возможного на этнической основе, остается неопределенным. Этому соответствует неопределенность понятий, призванных отображать исключительно этническое, т. е. обусловленное верой в кровное родство, действие общности, такой как народность, племя, народ, причем каждая из них обычно понимается как составная часть идущего следом более обширного образования (хотя для первых двух возможно и обратное соотношение). Как правило, при использовании этих понятий к ним обязательно примысливаются либо современная политическая общность, пусть даже очень слабо организованная, либо представления о прошлом, сохраненные в сказаниях о героях, либо единство языка (или диалекта), либо, наконец, культовая общность. Особенно культовые общности в древности представляли собой типичные эпифеномены основанного на вере в кровное родство самосознания рода или народа. Однако если это самосознание не было связано (ныне или в прошлом) с политическим сообществом, внешние границы общности оказывались большей частью расплывчатыми. Культовые общности германских племен даже в позднюю эпоху бургундов являлись, скорее всего, рудиментами политических союзови потому сохраняли видимость четких границ. Дельфийский оракул был, несомненно, культовым символом эллинов как народа. Но бог давал советы и варварам и принимал их подношения; в то же время в управлении оракулом участвовала совсем малая часть эллинов, к которой как раз не принадлежали самые могущественные политические группы. Так что культовая общность как характерный исток родового чувства в целом либо является рудиментом некогда существовавшей более узкой, распавшейся вследствие раскола или колонизации общности политического характера, либо, подобно дельфийскому святилищу Аполлона, представляет собой, скорее, продукт культурной общности, порожденной иными, не только чисто этническими, обстоятельствами, которые, в свою очередь, создают почву для веры в кровное родство. Отом, как исключительно легко на основании именно политического действияобщности возникает мысль о кровном родстве (если, конечно, этому не мешают слишком резкие различия антропологических типов), свидетельствует весь ход истории.
§ 3. Отношение к политической общности. «Род» и «народ»
Четкие внешние границы род обретает тогда, когда является подразделением политического образования. Но в этом случае разграничение, как правило, искусственно проводится самой политической общностью. На это указывают хотя бы круглые числа родов, например, упомянутые двенадцать колен народа Израилева, три дорические филыи множество фил остальных эллинов. Они возникли искусственно в ходе создания или реорганизации политического единства, и род, таким образом, оказывается искусственным продуктом политической общности, несмотря на то что сохраняет всю кровнородовую символику, в частности родовой культ. Появление специфического чувства общности, окрашенного в тона кровного родства, в искусственно созданных политических образованиях не редкость и сегодня. Даже самые схематические политические образования, такие как, например, нарезанные квадратами по градусам широты североамериканские штаты, обнаруживают очень развитое самосознание; нередки случаи, когда муж и жена едут из Нью-Йорка в Ричмонд, чтобы там родить ребенка, который будет считаться вирджинцем 81. Искусственность таких разграничений, конечно, не исключает того, что, например, эллинские филы когда‑то в древности могли обладать какой‑то самостоятельностью и только потом, по мере образования политического союза, подгонялись под общую схему, становясь частью полиса. Но тогда состав родов, существовавших до образования полиса (в этом случае их следовало бы называть не филами, а этносами), должен был либо совпадать с соответствующими политическими общностями, которые потом объединились в полис, либо, если это не так, политически неорганизованный род должен был верить в то, что он воплощает в себе общность крови, и жить памятью о том, что когда‑то в прошлом был носителем политического действия, пусть даже случайного, однократного, связанного с военным походом или обороной. Ситуация, при которой родовое самосознание обусловлено в первую очередь не происхождением, а общностью политической судьбы, могла быть согласно сказанному распространенным источником веры в этническую общность. Но не единственным источником, ведь общность обычаев может иметь самые разные основания и в конечном счете в значительной степени возникает вследствие приспособления к внешним природным условиям и подражания соседям. Но в практическом отношении наличие родового самосознания все‑таки предполагает политический момент, заключающийся в том, что в случае военной угрозы извне или при достаточной мотивации для собственного нападения на соседей легко возникает политическое действие общности, т. е. совместное действие тех, кто субъективно воспринимает друг друга как сородичей или соотечественников.
Таким образом, потенциальная воля к политическому действию — не единственная реальность, но одна из тех реальностей, которые в конечном счете скрываются за многозначными по своему содержанию понятиями «род» и «народ». Это побуждаемое обстоятельствами политическое действие, несмотря даже на отсутствие специально на это нацеленного обобществления, в случае нападения может легко превратиться в священный долг соплеменников, который будет считаться нравственной нормой, а ее нарушение — даже если у племени не существует на этот случай специального «органа» — грозит соответствующим политическим группам судьбой родов Сегеста 82и Ингиомара 83— изгнанием из родных мест. По достижении этой стадии развития род становится фактически стабильной политической общностью, хотя в мирное время она может быть внешне невидимой и лабильной. Переход от «обычного» к привычному и потому «должному» даже при благоприятных обстоятельствах происходит в ней особенно плавно.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: