Юрий Пахомов - Макрохристианский мир в эпоху глобализации

В условиях цейтнота не было возможности разрабатывать свою систему образования, поэтому и были заимствованы некоторые элементы латинской системы, творчески пересаженные на славяно–греческую почву. Эти меры очень быстро принесли плоды и уже в 1650‑е гг. путешественники отмечали, что даже крестьяне в Украине умели читать и писать. Именно в это время зародилось и отождествление понятий «руський» и «православный». Казачество от защиты «греческой веры» перешло к защите православия как «руськой веры», после чего уже прочно вошло в обиход, что русская вера и православная — это одно и то же, принадлежность к православию стала знаком русской идентичности, в отличие от «руських» униатов, которые стали восприниматься нерусскими.

Уния (равно как и европейское движение Реформации) оказала сильное давление на Московскую Русь. Политика ксенофобии и самоизоляции явно не оправдала себя. Значительные изменения начались с воцарения в 1645 г. Алексея Михайловича и проведения реформ патриархом Никоном. В 1649 г. по приглашению царя в Россию прибыла группа священников из Киева во главе с Епифанием Славинецким и Арсением Сатановским, что оказало существенное влияние на духовную и интеллектуальную жизнь Москвы и положило начало дальнейшему привлечению эрудированных и образованных священников из Руси–Украины. Тогда же получила распространение идея защиты православия не только на землях Московского государства, но и в других странах, что впоследствии вооружило создаваемую Петром I империю идеологией защиты Вселенского Православия в земном мире.

Заметим, что Московская Русь традиционно строилась на принципах военного лагеря, находящегося в кольце врагов. Отсюда и закрытость к инородным идейно–культурным влияниям, которые рассматривались как «вражеская пропаганда». Развитие Московской Руси шло в социально–политическом направлении. В отличие от нее Западная Русь (Украина и Белорусь) развивались в социально–культурном направлении. Перефразируя Н. С. Трубецкого 816 816 Трубецкой Н. С. История. Культура. ЯзыК.-М., 1995. — С. 367. , можно сказать, что соединение украинско–белорусской культуры с великорусской государственностью положило начало общерусской государственности.

При Петре I был разработан и новый литературный язык — русский, призванный обслуживать потребности новой империи–цивилизации. В его основу была положена старая грамматика Мелетия Смотрицкого (1618 г.) с широким внедрением церковнославянской и старославянской лексики. Этот язык существенно отличался как от живых разговорных диалектов бывшей Московии — Московской Руси (что вызывало многочисленные возмущения ее жителей, особенно в Москве), так и от руських (украинских) диалектов того времени. Тем не менее новосозданный русский язык был понятен во всех русских землях и стал носителем новой цивилизационной культуры.

Петр I, сталкиваясь с невежеством московского клира, резко контрастировавшего с образованностью протестантских пасторов и священников Киевской митрополии, пошел на радикальные церковные реформы — ликвидировал Московскую патриархию, а вместо нее для управления церковью создал «Святейший правительственный Синод», подчинявшийся Сенату. После секуляризации церковного землевладения Екатериной II Русская православная церковь (Московский патриархат) окончательно превратилась в составную часть чиновнико–бюрократического аппарата, в своего рода министерство по духовным делам. Так был нарушен характерный для православия баланс между светской и духовной властью (т. наз. симония).

Объединение усилий Руси–Украины и Московской Руси в борьбе против Речи Посполитой, а точнее — в цивилизационной борьбе с католической Западной цивилизацией — принесла плоды: распространение католичества было остановлено, возникла мощная в военном отношении Российская империя, но это сыграло плохую службу православию. Оно, оказавшись в тепличных условиях, перестало отстаивать свою позицию перед светской властью, как это было в допетровские времена. История повторилась во второй половине XIX в.

Как уже отмечалось, русскость и православие неразрывно связаны, хотя и не тождественны друг другу. Митрополит Антоний Сурожский говорит, что русскость может передаваться в самом православии, вне зависимости от языка общения. Русскость — это открытость миру (что значит «жить сердцем»). Это живое, глубокое, честное переживание вещей. Русскость также может передаваться и через культурное пространство, наработанное представителями различных национальностей в течение последних 300 лет, что позволило включать в сферу влияния русской цивилизации и представителей других вероисповеданий (например, ислама, буддизма), тем не менее, русскость по-прежнему опирается на прочный фундамент — православную веру.

В конце XIX — начале XX вв. в России наблюдалось возрождение русской богословской науки и религиозной философии. Труды русских ученых в области патристики, церковной истории, медиевистики, философии стояли на уровне требований западной науки. Но двухсотлетнее пребывание Русской православной церкви в качестве бюрократической организации при царском правительстве способствовало распространению рутины, сугубо уставных отношений и карьеризма в сфере образования, процветанию «палочной» дисциплины и зубрежки.

Обладая огромным, накопленным в течение 900 лет духовно–просветительским потенциалом и мощными финансовыми ресурсами, Русская православная церковь, как пишет епископ Керченский Иларион, «оказалась бессильной перед натиском революционных настроений и воинствующего атеизма. Даже духовные академии и семинарии не только не избежали атеистических влияний, но некоторые из них стали центрами и рассадниками атеистической и нигилистической идеологии. Те самые люди, которые в 1890–1910‑х годах изучали в школах Закон Божий, в 1920–30‑х гг. своими руками бросали иконы в костры, пылавшие по всей России, участвовали в разграблении церквей, в надругательстве над святынями. Необходимо осмыслить причины того почти всеобщего охлаждения по отношению к религии, которое наблюдалось в начале XX века в русском культурном обществе, т. е. в среде аристократии, интеллигенции и студенчества (в том числе и среди студентов духовных академий)» 817 817 Епископ Керченский Иларион (Алфеев) Православное богословие на рубеже эпох. — К., 2002. — С. 400. .

Свидетель тех событий митрополит Вениамин (Федченков), бывший в годы революции ректором одной из семинарий, пишет: «Духовная жизнь и религиозное горение к тому времени начали падать и слабеть. Вера становилась лишь долгом и традицией, молитва — холодным обрядом по привычке. Огня не было в нас и в окружающих... Нисколько не удивляло меня ни тогда, ни теперь, что мы никого не увлекали за собою: как мы могли зажигать души, когда не горели сами?.. Было общее охлаждение в нас» 818 818 Цит. по: Епископ Керченский Иларион (Алфеев). Православное богословие... — С. 401. .