Юрий Пахомов - Макрохристианский мир в эпоху глобализации

Можно с определенной долей гипотетичности отметить, что существуют измерения идентичности, большие чем этнические и национальные, которые могут в отдельных случаях существовать рядом с национальными идентичностями. Так, в частности, российский культуролог Д. Бак указывает, что после разрушения непреодолимых барьеров между культурами Европы (Берлинской стены, советского «железного занавеса» и т. д.) набирает силу процесс формирования новой европейской личностной идентичности.

В качестве примера можно привести существования своего рода «советской идентичности» и формулы «новое историческое и интернациональное сообщество — советский народ». Современные исследователи указывают, что «советский народ» был не только мифом, присутствующим во многих материалах пропагандистского характера, типа «мой адрес не дом и не улица, мой адрес — Советский Союз». Сопоставление себя с «советским народом» (иногда презрительно — «совком») было одним из измерений внутренней идентичности многих граждан СССР, и это во многом осталось и до сих пор.

В Западной Европе тоже постепенно закреплялось в сознании — как коллективном, так и индивидуальном — новое понимание идентичности, более широкое, чем национальная. Оно несло нагрузку, которая объединяла территориальные и культурные (этнические, языковые) компоненты. (Можно указать на присутствие здесь цивилизационного компонента.)

В современной мировой литературе трансформация идентичности рассматривается в контексте процессов глобализации, постмодернизма и детрадиционализации общества 349 349 Соснин В. А. Культура и межгрупповые процессы: этноцентризм, конфликты и тенденции национальной идентификации // Психологический журнал. — 1997. — № 1. . Ведь в современном мире такого рода процессы, связанные с вопросами идентичности, следует рассматривать в контексте глобализации, одной из основных тенденций которой «есть необратимый процесс формирования сообществ, объединенных породнением, которые стремятся сохранить оригинальность культур и национальную или местную самобытность» 350 350 Сиджански Д. Указ. соч. . При этом движение к транснационализации влияет на представление о формах организации сообщества 351 351 См.: Кліменко О. Політична культура і суспільна трансформація: спроба відтворення взаємозв’язку // Дослідження світової політики: 36. наук, праць. — К., 1998. — Вип. 2. .

Вместе с тем речь идет не только о концептуальных сложностях, которые переживают социальные науки и, в частности, наука о международных отношениях как области политологии. Современные формы конституирования национальных, культурных или политических сообществ ставят под сомнение инструментальную ценность преимущественно пространственных параметров их определения, предполагая глубокие структурные трансформации 352 352 См.: Остапчук А. Американська етноамальгама... .

В связи с этим чрезвычайно трудно сказать, какая страна «более», а какая «менее» европейская. Можно лишь согласиться с британцем Д. Рейнольдсом в том, что «идея явным образом выраженной европейской идентичности проблематична» 353 353 Рейнольдс Д. «Общий европейский дом» и традиции европейского концерта. Европейский альманах. История. Традиции. Культура. — М., 1991. . Континент никогда не был культурно однородным. Ла–Манш (даже с прорытым туннелем) все еще является значительным психологическим и географическим барьером. В подтверждение можно привести один известный, возможно, немного апокрифический заголовок в одной из лондонских газет: «Туман над Ла–Маншем, Европа отрезана».

Тем не менее, наличие «европейской идентичности» как одной из реалий настоящего признается многими исследователями, в частности такими европейскими специалистами, как Э. Смит 354 354 Сміт Е. Д. Національна ідентичність. — К., 1994. или М. Фуше 355 355 Фуше М. Европейская республика. Исторические и географические контуры: Пер. с фр. В. П Серебренникова и Т. Н. Серебренниковой. — М., 1999. , украинским ученым М. В. Поповичем 356 356 Попович М. В. Європа–Україна — праві і ліві. — К., 1997. и многими другими.

Большинство исследователей рассматривают феномен «европейской идентичности» в социально–философском, культурологическом и психологическом аспектах. В политическую плоскость «европейскую идентичность» выводят лишь политические деятели, которые не претендуют на научный анализ этого явления. У выступлениях и публикациях представителей политических элит разных стран часто встречается термин «европейская идентичность», однако подавляющее большинство их не уточняют, какое содержание они вкладывают в это понятие, и используют его лишь в сугубо политико–пропагандистских целях.

Так, в Римском (1957 г.) и Маахстрихтском (1997 г.) договорах — основополагающих документах ЕС — констатируется, что «любое европейское государство может стать членом» ЕС, однако официальное толкование термина «европейское государство» не приводится. Так, М. Фуше в связи с этим справедливо указывает, что «в понимании Комиссии... Европа определяется ее содержанием, начиная с географических, исторических, культурных элементов, которые делают вклад в “европейскую идентичность”, идентичность, которая касается большей частью наследства эпохи Просвещения и преимущества западной цивилизации» 357 357 Фуше М. Указ. соч. .

Лишь немногие исследователи подвергают феномен «европейской идентичности» научному анализу. Так, в частности, в сборнике «Идентичность Европы: вопросы, позиции, перспективы» его издатель известный немецкий политолог В. Вайденфельд отмечает: «Чтобы существовать, каждое современное общество может очертить свою коллективную идентичность» 358 358 Weidenfeld W . Europa — aber wo leigt es? // Die Identitat Europas: Fragen, Positionen, Perspektiven. — München, 1985. . В современных условиях, если секуляризация, индивидуализм, социальная мобильность, плюрализм и дифференциация разрушили бывшие возможности коллективной и индивидуальной идентификации, обостряется «ситуация безродности», «сиротства в ориентации», что вызывает человеческие страдания и общественные конфликты. Осознание современной принадлежности к Европе — европейская идентичность — это лишь один из пластов индивидуального и коллективного опыта, который находится между уровнями групповой, государственной и национальной идентичности, с одной стороны, и осознанием принадлежности к мировому сообществу — с другой 359 359 См.: Фадеева T. «Европейская цивилизация» и «европейская идентичность»: современные зарубежные интерпретации // Европейский альманах. История. Традиции. Культура. — М., 1990. .

Относительно Европы, как считает В. Вайденфельд, три компонента идентичности, связанные с ее прошлым, настоящим и будущим, предусматривают рассмотрение общности происхождения, современной самолокализации европейцев и их общей цели: «Европа находится там, где европейцы ощущают себя европейцами» 360 360 Weidenfeld W. Op. cit. . И хотя на сегодняшний день найти общую идентичность, которая бы определила четкие европейские географические и смысловые границы — невозможно, В. Вайденфельд, безусловно, имел основание говорить относительно общей цели. Именно она сможет с течением времени выкристаллизовать европейское сообщество в целиком определенное поле в пространственном и смысловом понимании.