Юрген Каубе - Макс Вебер: жизнь на рубеже эпох

Современникам труд Вебера, отданный им на рассмотрение комиссии в октябре 1891 года с тем, чтобы после второго государственного экзамена в конце 1890 года «наконец–то уже сдать свой предположительно последний экзамен на этой земле», в каком–то смысле стал костью поперек горла. Рецензенты были так же поражены обилием фактов, как, вероятно, и все последующие читатели. Однако при этом они отметили обилие недоказанных гипотез, отсутствие у автора интереса к истории развития явлений и к хронологии, что объяснялось невероятным темпом написания работы–отчасти Вебер писал ее в перерывах между военными учениями, на которые он был призван как офицер запаса [128] «наконец–то…», письмо Эмми Баумгартен от 18.02.1892, JB, S. 338; о том, как диссертация была воспринята научным сообществом, см. MWG I/2, S. 44. . Написание текста в «приступе» вдохновения и интерес к типологическому, концептуальному изложению в ущерб последовательной передаче событий и логической обоснованности переходов будут и впредь отличать стиль работы Вебера.

Что касается истории его собственной жизни, то позади остался период ненавистного рефендариата в «преступном мире юриспруденции», а именно в Берлинской прокуратуре и апелляционном суде, где его интеллектуальные способности оставались совершенно невостребованными. Он устал ждать, он жаждет практических действий и пишет докторскую диссертацию прежде всего для того, чтобы получить должность в университете, а не из–за честолюбивого стремления издать толстую книжку. Преподавательская деятельность привлекает его больше, чем исследования, — «научная работа слишком прочно ассоциируется в моем сознании с заполнением часов досуга», и с 1892 года он уже ведет занятия в Университете им. Фридриха Вильгельма: «На семинарах шестнадцать, на лекции — три слушателя!» Однако ему отвратительна мысль о переходе с неоплачиваемой должности асессора на неоплачиваемую должность приват–доцента. Максу Веберу двадцать семь, он все еще живет в родительском доме, а его внутреннее взросление никак не проявляется во внешней жизни. В одном из писем, рассуждая о Вильгельме II, он пишет об «ощущении, будто ты сидишь в стремительно мчащемся поезде на том участке железной дороги, где стрелочников взяли на работу совсем недавно» [129] «преступном мире…», письмо Эмми Баумгартен от 17.02.1888, JB, S. 284; «научная работа…», письмо Эмми Баумгартен от 18.02.1892, JB, S. 343; «ощущении…», письмо Эмми Баумгартен от 03.01.1891, JB, S. 330. . Но сам он по–прежнему сын, подрастающее поколение, тот, кто еще ждет своего назначения. В частной жизни для него события развиваются слишком медленно, в общественной — слишком быстро.

В воскресных приложениях к «Фоссише Цайтунг» от 3 и 10 июня 1894 года Макс Вебер мог прочитать эссе берлинского философа Георга Зиммеля о том, почему длительные отношения между мужчиной и женщиной, как учит нас история человеческого общества, допускают все что угодно, но практически полностью исключают только один вариант. Существует моногамия и как женская, так и мужская полигамия; в одних обществах действует правило экзогамии, т. е. поиск брачного партнера за пределами собственного рода, для других, напротив, характерна строгая эндогамия. Где–то полагается выкупать невесту, где–то семья жениха может рассчитывать на приданое. Едва ли не для каждой формы брака можно найти историческую противоположность. Но почти нигде не разрешены браки между близкими родственниками [131] Simmel: “Die Verwandtenehe”. .

В чем причина этого почти универсального для всего человечества страха перед браком между близкими родственниками? Осознанные опасения в связи с неблагоприятным влиянием на потомство Зиммель исключает. Он не считает, что подобные знания биологических фактов могли быть причиной известного на протяжении многих тысячелетий строжайшего запрета на брак между кровными родственниками. Разве что в ходе эволюции те племена, которые по какой бы то ни было причине запрещали браки между родственниками, имели больше шансов на выживание, и в конечном итоге те практики, которые ими отвергались, стали отвергаться и другими обществами. Однако и такое объяснение Зиммель считает «крайне легковесным».

Социологическую интерпретацию этого явления Зиммель считает более логичной, нежели биологическую. Запрет на брак между членами одного сообщества, проживающего на одной территории, служит поддержанию социального порядка, с самого начала объявляя «невозможным» переход границ между живущими вместе людьми. Это позволяет устранить наиболее вероятные искушения: «Основная мысль, стало быть, заключается в том, что в тесном кругу проживающих совместно людей необходимо соблюдать приличия и мораль, иначе любой социальный порядок будет разрушен, и во всех моральных и правовых отношениях будет царить хаос». Зиммель добавляет, что и в современном обществе брак по–прежнему «считается отнюдь не только частным делом тех, кто вступает в брак, но касается семей и с той, и с другой стороны с точки зрения повышения или потери социального статуса». Таким образом, в ограничениях, касающихся браков между родственниками, Зиммель видит социальный запрет на то, что представляется понятным и естественным с «частной» точки зрения: сексуального и эротического влечения к людям, которые всегда рядом. Вопреки общепринятому мнению тот факт, что члены одной семьи знают друг друга с самого детства, отнюдь не мешает появлению чувственных желаний. «Совместное проживание совершенно необязательно притупляет чувства друг к другу, но во многих случаях как раз возбуждает их, иначе неверным было бы известное издавна наблюдение, что любовь, если ее не было в момент заключения брака, часто возникает во время семейной жизни; иначе не было бы столь опасным в определенном возрасте именно первое близкое знакомство с персоной противоположного пола». Таким образом, для Зиммеля запрет на родственные браки — это, по сути, установка на активный поиск полового партнера вместо того, чтобы довольствоваться теми, кто и так уже входит в ближайшее окружение.

Почти за год до момента публикации этого эссе, а именно 20 сентября 1893 года, Макс Вебер женился на своей двоюродной сестре Марианне Шнитгер. В роду Веберов такая форма родственного брака была столь же обычной, как и в целом в среде крупной буржуазии XIX века. К слову, сам Дарвин тоже женился на своей кузине. В литературе, начиная с «Грозового перевала» Эмили Бронте и заканчивая уже упоминавшимся романом Теодора Фонтане «Госпожа Женни Трайбель», который был опубликован за год до женитьбы Вебера и который читали вслух в доме его родителей [132] Krüger: Мах und Marianne Weber, S. 17. , браки между двоюродными братом и сестрой были весьма распространенным мотивом.