Юрген Каубе - Макс Вебер: жизнь на рубеже эпох

В начале мая Толлера арестовывают, а его дело передают в военно–полевой суд. Незадолго до этого тот же судья приговаривает к смерти Евгения Левина, коммуниста из России, участника русской революции 1905 года. Его обвиняют в измене родине: суд обнаружил в его действиях и высказываниях холодный фанатизм («Мы, коммунисты, все покойники в отпуске»), а его согласие на расстрел заложников и сам факт членства в Коммунистической партии Германии были истолкованы как проявление «бесчестных убеждений». Макс Вебер, к которому Толлер, будучи студентом Гейдельбергского университета, приходил на его воскресные «журфиксы», в этом процессе проходит в качестве свидетеля, при этом по иронии судьбы суд записывает его в «литераторы». Толлера Вебер характеризует как сторонника этики убеждения, который, руководствуясь сугубо этическими мотивами, хочет изменить мир: его помыслы «абсолютно чисты», но он не учитывает последствий своих действий [704] “Zeugenaussage im Prozeß gegen Ernst Toller”, MWG I/16, S. 489. Выступление «литератора» Вебера приводится в: Frühwald / Spalek: Der Fall Toller, S. 80. . В свидетельских показаниях других литераторов — Томаса Манна, Карла Гауптмана, Ромена Роллана, Макса Гальбе–Толлер также предстает этаким прекраснодушным интеллектуалом, который по недоразумению оказался в политике и не испытывает ни малейшей ненависти к буржуазии. Даже министр внутренних дел Пруссии, Вольфганг Гейне, которого никак не заподозришь в симпатии к левой социал–демократии, вступается за Толлера: тот, мол, действовал в такой политической ситуации, когда границы между новой законностью и насильственным разрушением старой еще не были очерчены, в чем нет вины самого Толлера [705] Письмо Вольфганга Гейне генералу Эрнсту фон Офену от 07.06.1919, полностью приводится в: Grossmann: Der Hochverräter Ernst Toller, S. 19. Генерал фон Офен руководил военными действиями, которые в конечном итоге привели к поражению Баварской Советской Республики. .

Обвинение развивает мысль Вебера о том, что позиция Толлера может быть названа этикой убеждения, и на этом основании приходит к выводу, что проводимая им политика подсудна: сам факт, что Толлер замахнулся на роль правителя, не имея необходимых политических знаний, является проявлением преступной недобросовестности. В этом смысле сторонника этики убеждения можно сравнить с человеком, который, не имея водительских прав, садится за руль. Дело не в том, что он действует «в отрыве от реальности», не учитывая шансы на успех; само действие для него — это уже успех. Убеждения могут быть смягчающим обстоятельством, но лишь в том случае, если они находят отражение в планировании последствий совершаемых действий. С точки зрения социологии цели — это тоже лишь средство, используемое для оправдания действий. Поэтому когда в средство превращается само убеждение, теории уже не так просто провести различие между действиями без учета последствий и действиями с учетом таковых. Ведь в конечном счете и средства, и цели можно трактовать как последствия действий.

Адвокат Толлера тоже вовремя замечает возможные неблагоприятные выводы из той трактовки, которую Вебер дает из добрых побуждений, желая снять ответственность с обвиняемого. Он призывает суд не придавать ей значения, ибо Вебер знал обвиняемого лишь в далекий период до поступления в университет [706] Ebd., S. 36. . Прокурор и адвокат здесь касаются одного противоречивого момента во взглядах самого Вебера: кто действует без учета последствий, не испытывает угрызений совести. Поэтому, по сути, восхищение у Вебера вызывает не столько этика Толлера, сколько сущность героя, желающего изменить мир. Даже слабое его подобие было для Вебера лучше, чем человек вроде Людендорфа, в котором нечистоплотность намерений соединялась с показным геройством и принципиальной неготовностью рисковать, если этот риск не служил его личным целям. Суд приговаривает Толлера, в действиях которого не было выявлено «бесчестных убеждений», к пяти годам заключения, т. е. к сравнительно мягкой форме наказания для политического преступника. «Бесчестный»

Левин был казнен уже на следующий день после вынесения приговора.

И, наконец, еще одна, третья сцена из последнего года жизни Вебера, где он снова соприкасается с кровавым карнавалом. Убийцей баварского премьер–министра Курта Эйснера был граф Антон фон Арко ауф Валлей, двадцатиоднолетний праворадикальный анархист, сильно переживавший оттого, что его исключили из Общества Туле, основанного в августе 1918‑го в Мюнхене. «Туле» древние греки называли остров в самой дальней северной части известного им мира. Общество Туле, считавшее себя чем–то наподобие «германского ордена», возникло из довольно сложных, однозначных лишь в своем антисемитизме фантазий агрессивных авторов–германофилов, пробовавших свои силы в самых нелепых комбинациях различных мифологий: масонства с теозоологией, суфизма с учением о переселении душ. Печатный орган общества Туле, «Мюнхенер Беобахтер», в 1920 году переименовывается в «Фёлькишер Беобахтер» и переходит под управление НСДАП, которая вышла из Немецкой рабочей партии (основана в январе 1919 года), а, в свою очередь, среди членов–соучредителей последней было немало членов общества Туле. Когда 12 сентября 1919 года на одно из его скромных собраний впервые пришел Адольф Гитлер, инженер по имени Готфрид Федер выступал на тему «Как и какими средствами уничтожить капитализм?» [707] См. об этом: Kershaw: Hitler, S. 181–184; Tyrell: Vom “Trommler”zum “Führer”, S. 22. Горький сарказм истории: причиной исключения из общества Антона Арко было еврейское происхождение его матери, Эмми фон Оппенхайм. Своим покушением на Эйснера молодой граф хотел доказать свое «нордическое германство».

Когда в январе 1920 года убийце выносят смертный приговор, многолюдное и беспокойное собрание студентов Мюнхенского университета требует помиловать их товарища: многие и в Арко видят представителя этики убеждения, действовавшего отнюдь не из корыстных побуждений. После того как уже в день вынесения приговора высшая мера наказания была заменена долгим тюремным сроком, Вебер принимает участие во втором студенческом собрании, на котором обсуждается это решение. Ректор университета профессор медицинских наук Фридрих фон Мюллер, выступая по поводу помилования Арко, уверяет собравшихся, что «мы вместе с вами радуемся тому, что произошло», и сравнивает этого бедового студента юридического факультета с Вильгельмом Теллем. Вебер не хочет быть в числе этого «мы». Для него вопрос помилования преступника, совершившего покушение, — это вопрос чести, и на следующей день, прежде чем начать лекцию, он говорит об этом несколько слов. Он разделяет убежденность Арко в том, что «Эйснер не принес Германии ничего, кроме одного позора», и тем не менее баварский совет министров не должен был идти на поводу у студентов–демонстрантов: теперь граф Арко превращен в «местную достопримечательность и тему для разговоров в кофейнях», вместо того чтобы искупить свой поступок смертью, к чему сам он был бы готов. «И это могло стать надгробным памятником для того карнавала, что получил гордое имя революции. Теперь же Эйснер будет продолжать жить в народе, потому что продолжает жить Арко! Это не на пользу стране». Бахвальство студентов правого толка тем, что с ними солидарен рейхсвер (другими словами, рейхсвер одобрил убийство Эйснера), Вебер комментирует чуть позже: хороши же «заговорщики», которые « выбалтывают , к тому же публично, такие вещи лишь затем, чтобы сорвать аплодисменты!» Ради возрождения Германии он, «безусловно, заключил бы союз с любыми силами земли и даже с самим чертом», но только не «с силами глупости» [708] “Sachliche (angeblich «politische») Bemerkungen am 19.1 ”, MWG I/16, S. 273. . И снова Вебер использует прием ответного оскорбления: студента, назвавшего своих сокурсников–социалистов «бандой», он, в свою очередь, называет «подонком». Тот через два дня берет свои слова обратно, вслед за ним так же поступает и Вебер.