Макс Вебер - Избранное. Образ общества

Покрытие собственных потребностей землевладельца путем разделения труда становится все более и более главной хозяйственной задачей «ойкоса». Большие имения порывают свою связь с городским рынком. В соответствии с этим масса средних и маленьких городов все более и более теряют почву, питавшую их хозяйственную жизнь, лишаясь обмена труда и продуктов с окрестными поместьями. Поэтому и приходят в упадок города, как видно даже из тех темных и отрывочных юридических документов, какие дошли до нас из последней эпохи империи. Императоры принимают все новые и новые меры, чтобы люди не бежали из города и в особенности, чтобы землевладельцы не бросали на произвол судьбы своих городские дома и не переносили свои резиденции из города в свои деревни.

Этому падению городов способствует также финансовая политика государства. Эта политика также принимает все более и более натурально–хозяйственный характер: фиск обращается в «ойкос», покрывающий свои потребности по возможности не на рынке, а собственными средствами, но тем самым препятствует образованию денежных капиталов. Было большим благодеянием, что исчез главный источник спекуляций – сдача налогов на откуп, заменившаяся теперь непосредственным взиманием налогов государством. Пожалуй, рациональнее был и подвоз хлеба на кораблях, поставку которых государство обеспечило себе путем земельных выдач, вместо того, чтобы прибегать для этого к услугам предпринимателей. Выгодна в финансовом отношении была и все развивавшаяся монополизация многочисленных прибыльных отраслей торговли и взятие в казну горной промышленности. Но все это, разумеется, препятствовало образованию частных капиталов и устраняло всякую возможность развития того слоя общества, который бы соответствовал современной буржуазии. Развитие этой натурально–хозяйственной организации финансов совершалось по мере того, как империя изменяла свою физиономию и из эксплуатировавшей страну кучки городов, хозяйственный центр тяжести которых был в их береговом положении и в их взаимном обмене, превращалась в государство, стремившееся объединить в одно политическое целое и организовать находившиеся на стадии натурального хозяйства континентальные области. Покрывать денежно–хозяйственным путем непомерно возраставшие государственные потребности было невозможно при таком ничтожном обмене.

По необходимости в государственных финансах приобретал все большее значение натурально–хозяйственный фактор.

Провинции с давних времен платили подати государству по большей части натурой, иногда даже хлебом, которым пополнялись государственные магазины. В эпоху империи правительство и за ремесленными продуктами начинает все меньше и меньше обращаться на рынок и к подрядчикам, а вместо этого поставку продуктов в качестве натуральной повинности возлагает на городских ремесленников, которые для этого нередко соединялись принудительным образом в цехи. Таким путем и без того забитый судьбою свободный ремесленник превращался в фактически наследственного цехового крепостного. Все эти натуральные поборы фиск употреблял на соответствующие выдачи натурой. Так, он старался покрывать две главные графы своего бюджета по способу натурального хозяйства: именно вознаграждение должностных лиц и армии. Но здесь натуральное хозяйство оказалось несостоятельным.

Большим континентальным государством можно управлять только при помощи получающего жалование чиновничества, без которого древние государства–города могли обходиться. Чиновники диоклетиановской монархии получали свои оклады в значительной степени натурой, эти оклады приблизительно соответствуют, конечно, в сильно увеличенном размере, тому, что получает теперь в Мекленбурге помещичий поденщик: они получали из императорских магазинов несколько тысяч шеффелей хлеба, определенное число голов скота, соответствующее количество соли, оливкового масли и т. д., – словом, все, что нужно в смысле питания, одежды и вообще существования, и рядом с этим в сравнительно весьма умеренном количестве наличные карманные деньги. Однако, несмотря на такое очевидное стремление к расплате натурой, содержание обширной чиновничьей иерархии требовало больших чисто денежных затрат. Еще более этого требовало покрытие военных издержек империи.

Континентальное государство, границам которого всегда грозила опасность, нуждалось в постоянном войске. Древнее гражданское ополчение, опиравшееся на воинскую повинность и собственную экипировку землевладельцев, уже к концу республики превратилось в войско, вооружаемое государством и набираемое из пролетариев, – в войско, служившее опорой цезарям. Эпоха империи создала не только фактически, но и юридически существовавшее постоянно профессиональное войско. Для содержания такого войска нужны две вещи: рекруты и деньги. Потребность в рекрутах была причиной почему государи–меркантилисты века «просвещенного» деспотизма, как, например, Фридрих II и Мария Терезия [599], задерживали развитие крупного сельскохозяйственного производства, запрещая снос крестьянских дворов. Не из соображений гуманности и не из любви к крестьянам они делали это. Не каждого крестьянина в отдельности защищали они, – каждого из них помещик мог спокойно выгнать, лишь бы на его место он мог посадить другого. Причина была скорее такая: если по выражению Фридриха Вильгельма I [600]излишек мужиков должен служить материалом для рекрутского набора, то такой излишек должен был быть налицо. Уменьшение наличного числа крестьян посредством сноса крестьянских дворов было воспрещено потому, что это могло нанести ущерб рекрутскому набору и обезлюдить деревню. По точно таким же соображениям и римские цезари вмешивались в отношения с колонами и запрещали, например, увеличивать их повинности. С другой стороны, государи–меркантилисты весьма поощряли крупные мануфактуры, потому что эти последние способствовали притоку населения на территорию государства и, во–вторых, притоку денег в страну. Фридрих Великий преследовал своими lettres de cachet [601]не только своих дезертировавших солдат, но и своих дезертировавших рабочих и – фабрикантов. Эта возможность была закрыта для цезарей, так как крупная промышленность, производящая для сбыта при помощи свободного труда, не существовала тогда и не могла возникнуть. С упадком городов и обмена и с возвращением к натуральному хозяйству для страны все более и более утрачивалась возможность добиться повышения денежных налогов. А при недостатке рабочих рук, вызванном исчезновением рынка рабов, набор рекрутов из колонов был для поместий разорительной повинностью, от которой они старались всеми силами отделаться. Из опустевшего города бегут люди, подлежащие воинской повинности, в деревню и обращаются там в колонов, потому что страдающий от недостатка рабочих рук помещик из своекорыстных соображений рад будет укрыть их от рекрутского набора. Последние цезари борются с бегством горожан в деревню точно так же, как последние Гогенштауфены [602]боролись против бегства крепостных крестьян в города.