Макс Вебер - Хозяйственная этика мировых религий: Опыты сравнительной социологии религии. Конфуцианство и даосизм

Но это не означало начала развития современного капитализма. Именно те характерные институты, которые были созданы зарождающейся буржуазией в средневековых городах Запада, здесь либо полностью отсутствовали вплоть до настоящего времени, либо имели совершенно иной вид. В Китае не было правовых форм и социологических оснований для капиталистического «предприятия» с его рациональным предметным ведением хозяйства, которое довольно рано появилось в торговом праве итальянских городов. Ответственность рода за своих членов осталась там в далеком прошлом как один из вариантов личного кредита; она сохранилась лишь в налоговом и политическом уголовном праве, не получив дальнейшего развития. Хотя китайские деловые объединения наследников на основе семейных сообществ играли у имущих слоев ту же роль, что и западные семейные ассоциации, из которых позже возникло наше «открытое торговое общество» (по крайней мере в Италии), в Китае у них был совсем иной экономический смысл. Как и во всяком патримониальном государстве, здесь чиновник также имел оптимальные шансы на накопление состояния [238]и как чиновник, и как откупщик налогов (по сути, чиновник являлся откупщиком). Отставные чиновники вкладывали свои более или менее законно полученные состояния в земельную собственность. В целях сохранения совместного состояния сыновья объединялись в сообщества наследников, которые обеспечивали некоторых членов семьи средствами на обучение, чтобы те могли занять доходные должности и еще больше обогатить данное сообщество, а также добыть должности для других своих сородичей, что считалось само собой разумеющимся. В такой неустойчивой форме путем политического накопления состояний возник слой патрициев и земельных магнатов (сдававших в аренду мелкие участки), не имевший ни феодального, ни буржуазного характера, а спекулировавший шансами на эксплуатацию чисто политических должностей. Это было не рациональное экономическое накопление, а типичный для патримониальных государств внутриполитический хищнический капитализм (как и торговля, доходы от которой также вкладывались в землю), господствовавший при накоплении состояний, особенно земельных. Свои состояния чиновники сколачивали в том числе посредством манипулирования налогами — например, произвольно устанавливая курс для пересчета обязательств в находившуюся в обращении монету. Пробиться к этой кормушке можно было через экзамены. Поэтому квоты на них постоянно заново распределялись между провинциями и лишь в исключительных случаях фиксировались. Запрет на проведение экзаменов в определенном округе был чрезвычайно действенным наказанием для живших в нем знатных семей, поскольку непосредственно отражался на их экономических интересах. Ясно, что этот тип семейных хозяйственных сообществ есть прямая противоположность экономических сообществ в виде рациональных предприятий.

Кроме того, этот тип жестко привязан к роду . Здесь мы подходим к значению родовых союзов, которые уже неоднократно затрагивали.

В Китае род , почти совсем исчезнувший в западном Средневековье, полностью сохранил свое значение как в управлении мельчайшими территориальными единицами, так и в виде хозяйственной ассоциации. Такого усиления рода не происходило нигде, включая Индию. Давившее сверху патримониальное правительство сталкивалось с родовыми организациями, выступавшими в качестве противовеса ему снизу. Роды вплоть до настоящего времени являлись очень важным элементом всех политически опасных «тайных обществ». [239]Часто деревни именовались по названию проживавших в них родов или составлявших большинство, [240]либо являлись конфедерациями родов. Старые межевые камни показывают, что землей наделялись не индивиды, а роды; в этом отношении родовой союз в значительной мере сохранился. Из членов самого многочисленного рода выбирали деревенского главу — часто оплачиваемого. Ему помогали «старейшины» (родов), которые могли его сместить. Отдельный род стремился самостоятельно наказывать своих членов, хотя современной государственной властью это официально и не признавалось. [241]

Род сохранился, несмотря на грубое вмешательство патримониального управления в форме механического создания союзов круговой поруки, переселений, переделов земли и разделения населения по числу дин (работоспособных индивидов ). Единство рода держалось на уникальном культе предков как безусловно классическом и древнем «народном культе», главным жрецом в котором выступало не цезарепапистское правительство и его чиновники, а глава дома при участии семьи. Культ духов предков играл определенную роль, видимо, уже в «мужских домах» эпохи древнего милитаризма. Попутно заметим, что это плохо согласуется с подлинным тотемизмом и может указывать на дружинный характер мужского дома как древнейшей организационной формы и на наследственную харизму правителя и его свиты. [242]Как бы то ни было, в историческую эпоху вера в силу духов предков (не только собственных), [243]в их ритуальную, подтвержденную книжным преданием роль посредников при передаче пожеланий потомков небесному духу или богу, [244]в безусловную необходимость удовлетворять и задабривать их посредством жертвоприношений являлась изначальным верованием китайского народа. Духи предков императора почти приравнивались к свите духа неба. [245]Китаец, не имевший мужского потомства, обязательно прибегал к усыновлению, или же фиктивное посмертное усыновление за него осуществляла семья, [246]причем в своих собственных интересах: чтобы его дух не беспокоил ее. Социальным последствием доминирования этих представлений было громадное усиление патриархальной власти, [247]а также укрепление рода как такового. В Египте, где господствовал культ мертвых , а не культ предков , единство рода распалось под влиянием бюрократизации и фиска, как и в Месопотамии. В Китае это единство сохранилось и превратилось в силу, сопоставимую с политической властью правителей.

В принципе каждый род имел в деревне свой дом предков [248]вплоть до настоящего времени. Помимо культовых одеяний, в нем часто хранилась доска с признаваемыми родом «моральными законами». Право родов принимать свои собственные уставы фактически никогда не оспаривалось: оно действовало не только praeter, [249]но — при определенных обстоятельствах — и contra legem [250](даже в ритуальных вопросах). [251]Род солидарно выступал вовне. Уже говорилось, что вне уголовного права солидарной ответственности рода не существовало, тем не менее он пытался по возможности разобраться с долгами своего члена. Под руководством старейшины род налагал наказания не только в виде порки и исключения из своих рядов, означавшего гражданскую смерть, но и — подобно русскому «миру» — в виде изгнания. Часто многие потребительские нужды также в значительной мере покрывались путем дачи взаймы внутри рода, поскольку помощь нуждающимся считалась нравственным долгом состоятельных сородичей. Впрочем, взаймы давали даже не-члену рода — при достаточном количестве коутоу ему давали из-за опасений мести со стороны духа отчаявшегося, если тот совершит самоубийство. [252]А добровольно, видимо, никто просто так долг не возвращал — по крайней мере если за ним стоял сильный род. В любом случае, четко отрегулированная помощь нуждающимся и кредитная поддержка в первую очередь существовали лишь внутри рода. При необходимости род вел внешние распри: [253]безграничное мужество там, где речь шла о личных интересах и личной привязанности, резко контрастировало с многократно упомянутой «трусостью» правительственного войска, состоявшего из насильственно набранных рекрутов или наемников. В случае необходимости род заботился о лекарствах, враче и похоронах, обеспечивал стариков и вдов и содержал школы. Род владел собственностью, прежде всего — земельной («землей предков», ши тянь ), [254]а состоятельные роды часто обладали обширным совместным земельным фондом, который сдавали в аренду (чаще всего через аукцион на три года). Его отчуждение допускалось лишь при наличии трех четвертей голосов «за». Доход распределялся между отцами семейств таким образом: все мужчины и вдовы получали по одной единице, начиная с 59 года жизни — две, а с 69 — три единицы. Внутри рода сочетались наследственно-харизматические и демократические принципы. Все женатые мужчины имели равное право голоса, неженатые — лишь совещательные голоса, женщины исключались как из числа наследников (они могли претендовать только на приданное), так и из числа участников собраний рода. Роль органа управления выполняли старейшины, ежегодно избираемые согласно генеалогическому принципу, но всеми членами рода. Они должны были управлять имуществом, собирать доходы и распределять прибыль, но в первую очередь — заботиться о жертвоприношениях предкам и поддерживать в порядке дома предков и школы. Покидавшие должность выдвигали кандидатуры преемников согласно возрастной иерархии: в случае их отклонения предлагались следующие по старшинству.