Артемий Романов - Межпоколенческая коммуникация

Купец. Самое настоящее дело-с.

Анфиса Карповна. Я вам скажу, Вавила Осипыч, я никак не думала, что он такой дельный будет. Ученье ему не давалось — понятия ни к чему не было, так что через великую силу мы его грамоте выучили, — больших хлопот нам это стоило. Ну, а уж в гимназии и совсем ничего не мог понять; так из второго класса и взяли. К этому же времени отец-то его совсем ослаб. Столько я горя перенесла тогда, просто выразить вам не могу! Определила я его в суд, тут у него вдруг понятие и открылось. Что дальше, то все лучше; да вот теперь всю семью и кормит. Да еще что говорит! Я, говорит, маменька, службой не дорожу; я и без службы, только частными делами состояние себе составлю. Вот какое понятие ему вдруг открылось!

Купец. И теперича их работа самая дорогая и самая тяжелая, потому что все надо мозгами шевелить. Без мозгов, я так полагаю, ничего не сделаешь.

(«Старый друг лучше новых двух», диалог между пометой женщиной и купцом средних лет)

Гибкость в самораскрытиях обычно определяется как умение участника общения варьировать глубину и широту самораскрытия в зависимости от ситуации (Hargie et al. 2004). Гибкие собеседники способны изменять уровень самораскрытий эффективным образом, тогда как более ригидные собеседники раскрываются одним и тем же путем практически в любой коммуникативной ситуации. Последнее довольно характерно для людей, страдающих болтливостью. У таких индивидуумов имеется тенденция говорить постоянно, не замолкая, практически вне зависимости от коммуникативного поведения собеседника и широкого контекста (Long et al., 2000).

А. Н. Островский безусловно встречал в своей жизни подобных людей и мастерски отразил их коммуникативные качества в некоторых персонажах своих пьес, таких, например, как Анфиса Карповна:

Анфиса Карповна. Какое наказание с этим народом! Сколько уж у нас людей перебывало, все такие же. Сначала недели две поживет ничего, а потом и начнет грубить либо пить. Конечно, всякий дом хозяевами держится. А у нас какие хозяева-то! Только сердце болит, на них глядя. С сыном вот никак не соображу: молодой еще человек, а как себя неприлично держит. Знакомства-то, что ли, у него нет, заняться-то ему не у кого? Или уж в отца, что ли, уродился? тоже, знать, пути не будет! Хоть бы мне уж женить-то его поскорее! Отец от безобразной жизни уж совсем рассудок потерял. Ну, вот люди-то, глядя на них, и меня не уважают. Всю жизнь я с мужем-то маялась, авось хоть сын порадует чем-нибудь! Хоть бы месяц пожить как следует; кажется, для меня это дороже бы всего на свете. А и мне еще люди завидуют, что сын много денег достает. Бог с ними, и с деньгами, только б жил-то поскромнее. Есть же такие счастливые, что живут да только радуются на детей-то, а я вот...

(«Старый друг лучше новых двух», рассуждение пожилой женщины)

Болезненные самораскрытия нередко сочетаются и с другими коммуникативными приемами, которые хорошо представлены в пьесах А. Н. Островского. Почти при любом общении собеседники задают друг другу вопросы. Помимо основной функции вопроса — получение информации, задавание вопросов может иметь большое количество других иногда и не менее важных функций: поддержание контроля за беседой, проявление интереса к какой-либо теме, проявление интереса к собеседнику, выявление каких-либо особых коммуникативных затруднений у собеседника, уточнение мнения или чувства собеседника по отношению к обсуждаемому предмету, установление степени компетентности собеседника, поддержание критической оценки какого-либо события или явления, поддержание внимания собеседника или группы собеседников (Hargie et al. 2004). В целом, самораскрытия в сочетании с вопросами к собеседнику создают более интерактивную коммуникативную ситуацию:

Миловидов. Ты потише, как бы муж не услыхал. Ну, да не то что полюбил, а так она мне своим веселым характером понравилась. Да и притом же у меня такое правило, Аннушка, никому пропуску не давать. Бей сороку и ворону... Все ж таки это далеко не то, как я тебя любил.

Аннушка. Ну да хорошо, хорошо, это твое дело. Никто тебе указывать не может, кого ты хочешь, того и любишь. Мне теперь только одно нужно знать от тебя, одно, а там хоть и умирать. Неужто же Евгения меня лучше, что ты меня променял на нее? Вот эта-то обида мне тяжелей всего; вот это меня до погибели и довело. Чем таки, скажи ты мне, чем таки она меня лучше? А по-твоему выходит, что лучше. (Плачет.) Я тебя любила так, что себя не помнила, весь свет забыла, привязалась к тебе как собака, ни душой, ни телом перед тобой не была виновата, а ты меня покидать стал, полюбил бабу, чужую жену. Все было бы это ничего, а вот что мне уж очень обидно, чего я пережить не могла... знать, уж она очень мила тебе, что ты для нее стал меня в глаза обманывать да потом вместе с ней смеяться надо мной. Вот что ты мне скажи теперь, не утай ты от меня: чем она тебе так мила стала, и с чего я тебе так опротивела? (Плачет.) Мало тебе того, что ты меня безо всякой вины обидел; ни с того ни с сего от себя прочь оттолкнул, ты еще из меня, для моей злодейки, потеху сделал, чтоб ей не скучно было. Ох, Господи Боже мой! Господи Боже мой! умереть бы поскорей!

(«На бойкам месте», диалог между помещиком средних лет и девушкой 22 лет)

Аннушка из пьесы «На бойком месте» сочетает самораскрытие с целой серией открытых и закрытых вопросов. Заметим, что Аннушка начинает с вопроса закрытого характера: «Неужто же Евгения меня лучше, что ты меня променял на нее?». Закрытые вопросы предполагают односложные ответы и предоставляют собеседнику, задающему вопрос, более высокую степень контроля над ходом дальнейшего общения. Затем. Не дожидаясь ответа, Аннушка задает открытый вопрос: «Чем-таки, скажи ты мне, чем таки она меня лучше?», за которым чуть позже идет еще один открытый вопрос, уточняющего характера: «Вот что ты мне скажи теперь, не утай ты от меня: чем она тебе так мила стала, и с чего я тебе так опротивела?»

В структурированных беседах, обычно задаются вопросы в определенной последовательности: от закрытых к открытым, или наоборот от открытых к более закрытым, по типу пирамиды, или же по типу перевернутой пирамиды. Например: «Ты мне изменил?», «Сколько раз ты мне изменил?» — закрытые вопросы; «Почему же ты мне изменил?» — открытый вопрос. Примечательно, что в собеседованиях при приеме на работу исследователи признают, что открытые вопросы более эффективны (Dillon 1997; Egan 2002), чем закрытые, так в большей степени подталкивают интервьюируемого к самораскрытию, обычно приносят более точную информацию, а также способствуют лучшему контакту между собеседниками. В любом случае, важно сохранять определенную последовательность вопросов, ибо бессистемное сочетание открытых и закрытых вопросов обычно сбивает собеседника с толку. В пьесе же А. Н. Островского вопросы Аннушки остаются без ответа, и скорее всего задуманы как риторические. Как известно, опытные ораторы, лекторы и политики часто используют риторические вопросы, особенно при выступлении перед большой аудиторией. В пьесе аудиторией являются зрители, и риторичность вопросов Аннушки представляется весьма органической и оправданной.