Игорь Яковенко - Познание России: цивилизационный анализ

В общем виде исследуемый нами тезис может быть сформулирован следующим образом — фундаментальные характеристики исторического субъекта, формирующегося и развивающегося на некоторой территории, а также характеристики создаваемого этим историческим субъектом социально-культурного целого устойчиво коррелируют с ландшафтно-климатическими характеристиками вмещающего пространства. Механизм такой корреспонденции видится в согласовании человека и всей суммы его самопроявлений с характеристиками среды.

Как и почему это происходит, не рассматривается, а сама связь предполагается самоочевидной. На каких основаниях выделяются характеристики сопоставляемых феноменов, которые позволяют сделать подобное утверждение, не уточняется.

Впрочем, необходимо оговориться. Существуют исследования, в которых связь базовых характеристик социокультурного целого и ландшафтно-климатических параметров вмещающего пространства рассматривается с точки зрения детерминации социальности и культуры общества его расположением на земном шаре (к примеру, на торговых путях или вдали от них), климатическими условиями, продуктивностью почв и другими характеристиками среды, носящими объективный характер. В качестве примера исследований подобного рода, опубликованных в последние годы, можно назвать работы — Л. Милова или Г. Гольца163. При таком видении проблемы человек (его культура, социальные отношения) задается системой хозяйственной деятельности, данной ему объективными обстоятельствами. Описанный ход мысли представляется, безусловно, продуктивным, но не единственно возможным. Помимо объективной детерминации на уровне системы хозяйственной деятельности, существует, если угодно, непосредственная связь человека с вмещающим пространством. Раньше этот уровень взаимодействия называли магической связью. Нас, по премуществу, интересует этот, словно формулируемый уровень детерминации.

Проблема исследования связей в системе «человек — вмещающее пространство» на обозначенном нами уровне состоит в методологической и понятийной неразработанности вопроса. Мы скорее чувствуем, что такая связь существует, чем можем это обосновать и раскрыть ее механизмы. Наше убеждение в существовании связей на уровне непосредственного, первичного, психического взаимодействия сложно аргументировать, а саму связь — сложно описать. Здесь сразу возникают теоретические проблемы.

Кто ответит на вопрос — не является ли тезис о соответствии человека, его культуры и среды результатом некоторой психологической или культурной аберрации? Между тем, как вообще можно соотносить такие разнородные, в высшей степени сложносопоставимые сущности, как человек и пространство, в которое он вписан? Не является ли подобное сопоставление результатом актуализации некоторых мифологических представлений? Ибо, для того, что бы сопоставить человека и природную среду, необходима соприродность, а она достигается через обращение к «духам ландшафта». Человек и genius loci соотносятся как духовные сущности. Таким же образом извлекается (или полагается) некий “спиритус” — дух культуры и социальных форм. Лишь после этого, описанные категории сопоставляются как нечто единосущное, сопоставимое по своей природе. Нам представляется, что при всей не строгости и ощутимой связи с мифологическими мотивами, в исследуемых представлениях фиксируется или, скорее, нащупывается реальность, которую еще предстоит корректно описать и объяснить. Та связь, которую угадывают исследователи, имеет отношение к сложно формулируемому структурному единству. Единству образов природы, человека, общества и культуры.

Попытаемся обозначить некоторые подходы и высказать соображения, позволяющие продвинуться на путях разработки намеченной нами проблемы. В упоминавшейся ранее монографии “Культура как система”, содержится принципиальное положение о соответствии структур человеческой ментальности, деятельности и социальности. В тот же ряд ложится структура созданного человеком предметного тела культуры как зримое выражение структуры деятельности. Кроме того, с точки зрения структуры, все эти явления характеризуются фрактальностью и изоморфизмом. Таким образом, названные феномены предстают в качестве различных экспликаций некой единой сущности. Как отражения единой субстанции на различающихся экранах, плоскостях или планах выражения. Я полагаю, что сущность, о которой идет речь, — природа психического, задающая и переживание мира, и мышление, и действие.

Можно с высокой степенью вероятности допустить, что в природе человеческой психики лежит свойство согласования структуры ментальности человека и структуры образа вмещающего пространства, которая транслируется в сферу психики субъекта органами чувств. Природа, ландшафт осваиваются и переживаются сознанием, которое подстраивается под характеристики пространства. В ходе такого подстраивания, достигается структурное и морфологическое соответствие пространства ментальности и вмещающего субъекта пространства. Видимо, такое под- страивание диктуется задачей минимизации психологических напряжений и соответствует генеральной для живого стратегией сохранения энергии. Из всех возможных состояний большая самоорганизующаяся система выбирает такое, в котором внутренние напряжения (в том числе и психологические) будут минимальны. Отсюда соответствие характеристик всех экспликатов человека. Наши интуиции о связи культуры, ментальности и пространства вырастают из этого механизма.

Можно говорить о генеральной интенции к увязыванию структуры человеческой психики со структурой переживаемого. Психика человека настраивается таким образом, чтобы структурно совпадать или, если угодно, “резонировать” со структурой пространственно-временного континуума, которая транслируется в сферу психического органами чувств. Именно такое состояние психической сферы человека оказывается менее всего энергоемким и дисгармоничным. Причем сам процесс подобного подстраивания не фиксируется сознанием, происходит автоматически и императивно. Те, у кого подобная настройка, в силу тех или иных причин (врожденных или культурных) не происходит, неадекватны миру, в который они вписаны, страдают от дискомфорта, а потому в стратегическом плане отбраковываются. Они имеют меньше шансов на воспроизводство системы своего миропереживания.

Далее, увязав себя с характеристиками пространственно-временного континуума, человек проецирует сложившуюся устойчивую структуру во всех социальных и культурных формах самопроявления. В силу описанной механики традиционная культура, в частности традиционная художественная культура, как форма выражения психического строя базовой личности, оказывается структурно изоморфной переживанию мира, в который вписан человек. Тут важно подчеркнуть — речь идет не о мире вообще, взятом с некоторой объективистской точки зрения, но о том, как он переживается. Пахарь и кочевник, живущие в одной лесостепи, имеют разную структуру потока ощущений и впечатлений, ибо крестьянин сидит на одном месте, и в буквальном смысле слова ходит по земле, а кочевник видит тот же мир из своего седла. Его горизонт, темпоритм, мера разработанности и порядок поступления впечатлений существенно иные. Соответственно, будут отличаться их песни и танцы, а заимствования будут перерабатываться таким образом, чтобы вписаться в исходный континуум. Песнь ямщика, т. е. кочевника, заунывна для барина, что естественно и единственно возможно, ибо барин живет в мире усадьбы и ближайшего, если не столичного города. Ямщик же гармонизирует себя, вписывает себя в свой мир — мир бесконечных дорог и однообразных, на наш городской взгляд, впечатлений.