Ирина Медведева - Бомбы в сахарной глазури

Когда практически все в обществе начинает рассматриваться в аспекте потребления, все становится товаром. Не только чашки, диваны, машины и дачи, но и люди. Недаром нам уже лет пятнадцать с паранойяльным упорством втемяшивают в голову, что человека всегда можно купить. Если он не продается, значит, просто мало дали. Вопрос только в цене. Других вопросов нет.

В Америке, которую можно смело назвать "королевой потребления", давно уже принято говорить о человеке, что он стоит столько-то. И никого это не обижает. Чем дороже, тем больше уважения.

Итак, человек становится товаром. Но товар — и это внушают нам с неменьшим упорством — должен быть суперновым. Если вещь хоть чуть-чуть износилась, с ней надо без сожаления расстаться, выбросить на помойку. Какой смысл чинить, если можно тут же купить новую, еще моднее, еще совершенней?

Совсем недавно мужа, бросающего жену, которая заболела раком, презирали, считали подонком. Теперь же… Нет, конечно, это еще не норма. Такой поступок нуждается в оправданиях, но они находятся без труда. Дескать, зачем губить две жизни? Больную женщину, обреченную на мучительную смерть, безусловно, жаль. Но ведь обреченную!Значит, муж, который будет гробить свою здоровую жизнь у постели умирающей, приносит совершенно бессмысленную жертву. А он еще молодой мужчина (это обычно говорится с особой интонацией, с намеком на интимную сферу, которая должна быть полноценной, что нереально с умирающей женой). Что ему, похоронить себя заживо, что ли?

Легко себе представить, что через некоторое время подобные оправдания уже не будут нужны. Но пока мы в переходном периоде, новая жизнь платит старой небольшую дань, чтобы та "не возникала".

А вот сентенции типа "лечись, кому ты будешь нужна больная" уже стали нормой. Причем говорится это обычно от чистого сердца, с лучшими намерениями. Такой добрый совет может дать любящая подруга или даже мать. И в этом совете уже практически не содержится ни сарказма, ни даже осуждения жестокосердного общества. Нет, это спокойная констатация новой реальности и готовность осудить близкого человека, который не понимает, что этой реальности следует соответствовать.

— Как ты ходишь? Сделай нормальные зубы! Тебе же на работу устраиваться, — говорят мужчине, который устраивается вовсе не в Москонцерт на ставку конферансье, вынужденного по долгу службы улыбаться во весь рот.

А уж если хозяин фирмы уволил сотрудника, который часто болеет, так это вообще в порядке вещей! Какой дурак будет держать доходягу, когда можно взять молодых, здоровых? Зачем старая вещь, когда можно купить новую? Зачем держать больного, если, только свистни, прибегут здоровые? Зачем донашивать потертые брюки, если вышел на улицу и на первом же лотке купил обновку, причем недорого?

Здоровье становится тождественным новизне вещи. Вещь покупают новую, а человека — здорового. Это касается всех слоев общества. Например, в новой реальности в состав бизнес-элиты входят управляющие высшего звена, называемые топ-менеджерами. Это очень богатые по сравнению с простыми смертными люди. По своим финансовым возможностями они вполне могли бы в прежние времена завести рабов. Но и над ними висит дамоклов меч увольнения в случае пошатнувшегося здоровья. Чтобы успешно выполнять свои функции, они должны быть в хорошей форме.

Итак, общество потребления — это общество сплошных рабов, где человек, даже если он господин, является товаром, который можно купить. А здоровье — необходимое условие для того, чтобы быть купленным. Когда понимаешь это, лозунг наших реформаторов "мы должны сделать так, чтобы болеть стало невыгодно", обретает дополнительный смысловой объем.

Пока еще картина "прекрасного нового мира" не явлена нам во всей красе. Она полуприкрыта завесой традиций. Но завеса эта становится все более тонкой, все более прозрачной. Скажем, запрет на торговлю органами — это еще дань традиции. Хотя уже не очень просто объяснить современному молодому человеку, почему, собственно, ее надо запрещать. Если кто-то хочет продать свою почку, кому какое дело? Он же хозяин своих органов! Но тут пока мнения все-таки расходятся.

А вот что касается клонирования органов, по этому вопросу мы, похоже, имеем общественный консенсус. Кто будет возражать против выращивания на продажу почек, печени, сердца, руки, ноги? Разве что с клонированной головой может выйти заминка. Как-то уж очень непривычно и что-то внутри подсказывает: "Нет, это нельзя!" Но почему нельзя, в потребительской парадигме объяснить непросто.

Когда же завеса традиций окончательно будет сдернута, больные люди, не имеющие денег на "ремонт" или "ремонту" не подлежащие (ведь далеко не все еще болезни научились лечить), будут списаны как бракованный товар. Существование по этим новым законам очень доходчиво показано в популярных сейчас антиутопиях Ю. Вознесенской, живущей на Западе и потому наблюдающей глобалистский проект в более продвинутом варианте. Герой ее романа "Паломничество Ланселота", юноша в инвалидной коляске, заранее оповещен о сроке принудительной эвтаназии. Она грозит ему в 25 лет, а когда он теряет работу, срок сокращается еще на 2 года. И ни он сам, ни его немногочисленные близкие не подвергают сомнению законность такого фашизма, а лишь судорожно ищут исцеления. Не стоит утешать себя тем, что это измышления автора и что на самом деле в западных странах — да и то не во всех — эвтаназия добровольная, а не принудительная. Очень многие вещи, которые казались нереальным еще вчера, сегодня уже настолько привычны, что воспринимаются как бывшие от века.

"Человек не может быть счастлив, если у него проблемы со здоровьем. Только идеально здоровый человек может обрести полноту счастья". В некоторых оздоровительных программах это декларируется прямо, в остальных подразумевается.

Как принято выражаться, "мне это что-то напоминает". Собственно, та же идеология положена в основу "планирования семьи", адепты которого неустанно твердят, что каждый ребенок должен быть здоровым и желанным.

Правда, там на этом не останавливаются, а делают логический вывод, что нездоровым и нежеланным на свет появляться не стоит. Поэтому гуманно прекратить их страдания буквально в самом зародыше. Ведь они будут несчастны, а человек создан для счастья.

Современное западное общество настолько пропиталось этим "гуманизмом", что он проник и в тамошнюю православную среду. Даже такой авторитет, как митрополит Антоний Сурожский, выступая в последние годы своей жизни на радио "Би-Би-Си" и на встречах с верующими людьми, говорил следующее: мне кажется (и за это меня, вероятно, многие осудят), что законно прибегнуть к контрацепции, то есть не дать ребенку родиться в такие обстоятельства, где он встретит только страдание, изуродование жизни, смерть. Совсем другое дело — аборт. Аборт — это убийство. Об этом и говорить нечего. Я знаю, в некоторых медицинских случаях приходится прекратить жизнь ребенка, потому что иначе и ребенок, и мать погибнут, но это — медицинская проблема. Есть еще один вопрос: дети, которые родятся ущербными — или физически изуродованными, или психически неполноценными. Вот тут вопрос очень сложный. Некоторые женщины настолько хотят ребенка, что готовы идти на то, чтобы родился ребенок, который заведомо будет всю жизнь страдать физически или психически. Они идут на это потому только, что "хотят иметь ребенка". Это мне кажется чисто эгоистическим подходом, такие матери о ребенке не думают.