Лорен Грэхэм - Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе

— быстро развивающиеся исследования в таких областях, как психофармакология и психонейрология, давали результаты, ясно свидетельствующие о том, что нельзя объяснить умственную деятельность без обращения к химии, биологии и физиологии; кроме того, возможность создания «искусственного интеллекта» привлекала внимание к различного рода внутренним структурам, а не к социальной среде;

— и наконец, многие предсказания относительно «отмирания пережитков прошлого», сделанные советской марксистской теорией, подчеркивающей примат «воспитания», не сбылись.

Означало ли это, что эта теория была неправильной? Преступность, которую эта теория объявляла «пережитком капитализма», продолжала существовать и спустя 50 лет после революции, не обнаруживая признаков исчезновения. Алкоголизм, проституция и другие отклонения от социальных норм, которые, как считалось, должны были исчезнуть под влиянием правильного воспитания и политического руководства, не только не исчезли, но, как представляется, даже возросли. (В отсутствие официальной советской статистики, отражающей положение в стране с различного рода социальными отклонениями, западным наблюдателям очень трудно судить о действительных тенденциях, имеющих место в этой сфере жизни советского общества.) Перед лицом этих процессов, происходящих в обществе, советские психологи, юристы, генетики и специалисты в области здравоохранения начали искать альтернативные подходы к решению стоящих перед ними проблем.

Истоки обсуждаемой дискуссии поначалу можно было обнаружить лишь в отдельных диссертациях и публикациях, помещаемых в различного рода профессиональных журналах. Такое положение объясняется тем, что именно в такого рода работах можно было тогда высказывать взгляды, не совпадающие с ортодоксальными марксистскими философскими позициями, не опасаясь при этом привлечь к этим взглядам слишком пристальное внимание. Только десятилетие спустя исследования ранее запрещенных проблем попали в поле зрения широкой общественности и периодической печати.

Психологи были одними из первых, кто обратился к исследованиям этих вопросов. В 1961 г. Б.М. Теплов публикует книгу под названием «Проблемы индивидуальных различий», а спустя год еще одну — «Типологические свойства нервной системы и их значение для психологии». Эти работы положили начало новому направлению или школе в советской психологии, которое подчеркивало наличие различных типов людей и соответственно различных типов умственных процессов. Один из учеников Теплова — В.Д. Небылицын продолжил эту работу, став редактором серии работ под общим названием «Типологические особенности высшей нервной деятельности у человека». В 1969 г. Небылицын отказывается от павловской терминологии в названии этой серии работ и дает ей новое название — «Проблемы дифференциальной психофизиологии» [509]. В серии своих работ И.В. Равич-Щербо, принадлежавшая к этой школе исследователей, пришла к выводу о том, что большая часть индивидуальных различий в процессах умственной деятельности, изученных ею, объяснялась генетическими особенностями испытуемых [510]. Приблизительно в то же самое время другой исследователь — В.А. Крутецкий сделал вывод о том, что способности к математике наследуются [511].

Все эти исследования рассматривались как подрывающие основы советской педагогической психологии, поскольку ставили под сомнение идею о способности сформировать талант и личность в человеке, не обращая внимания на его внутренние особенности. Однако в то время эти исследования не наделали большого шума. Вместе с тем можно себе представить, какой шум они могли наделать, если перенестись на мгновение в 1976 г., когда бывший тогда министром просвещения СССР М.А. Прокофьев (заметивший наконец, что делается в подведомственных ему исследовательских учреждениях) говорил с трибуны XXV съезда КПСС о том, что «осуществление всеобщего среднего образования подрастающих поколений на практике доказало антинаучность представлений о наличии якобы наследственных ограничений в развитии интеллекта человека — представлений, взятых на вооружение буржуазным обществом в обоснование классовой образовательной политики в угоду правящей элите. Советская наука противопоставила этому лженаучному утверждению единственно верное материалистическое положение о безграничной возможности развития человека в благоприятных социальных условиях» [512]. В конце 60-х и начале 70-х годов, однако, борьба вокруг этих вопросов еще не развернулась в полном масштабе и психологи продолжали спокойно работать над изучением роли наследственных факторов. В начале 70-х годов некоторые из ведущих советских философов стали замечать работы психологов и генетиков в этом направлении и пытаться осмысливать их значение для марксизма и диалектического материализма. В то время главным редактором ведущего советского философского журнала «Вопросы философии» был И.Т. Фролов — человек, создавший себе репутацию противника Лысенко, опубликовав в 1968 г. книгу о философских проблемах биологии [513]. Фролов стремился к диалогу естествоиспытателей и философов и хотел при этом избежать догматического тона, присущего ранней советской философии; в результате этого дискуссии за «круглым столом», организованные журналом «Вопросы философии» на тему о «соотношении биологического и социального», носили настолько откровенный характер, что их материалы так и не были полностью опубликованы. Тем не менее были опубликованы отдельные материалы этих дискуссий, а также обзор писем, явившихся откликом на нее [514].

В соответствии с атмосферой, царившей в начале послелысенковского периода, участники дискуссий были готовы терпимо отнестись к различным точкам зрения, однако многие философы были при этом шокированы заявлением биолога А.А. Нейфаха по поводу того, что люди не только существенным образом различаются по своим интеллектуальным и артистическим способностям, но что советские власти должны использовать эти научные открытия с целью «создания особо одаренных людей, необходимых для ускорения темпов научно-технического прогресса, развития искусства и т. п.» [515]. Сославшись на преимущества использования методов генетической инженерии, в частности метода клонирования в сельском хозяйстве и животноводстве для улучшения их продуктивности, Нейфах задается вопросом: почему те же самые методы не использовать по отношению к людям с целью повышения их творческих возможностей в таких областях, как наука и искусство? Подумать только, продолжает он, что можно было бы совершить в науке, если бы появилась возможность сохранять и репродуцировать генотип таких людей, как Эйнштейн.