Пьер Прудон - Сочинения

См.: Паскаль Блез. Письма к провинциалу… Спб., 1898. С. 110 (Письмо восьмое).

См.: Платон. Собр. соч.: В 4 т. М. 1990. Т. 1. С. 523. «По-моему, — говорит здесь Калликл, — законы как раз и устанавливают слабосильные, а их большинство. Ради себя и собственной выгоды устанавливают они законы… стараясь запугать более сильных… Сами же они по своей ничтожности охотно, я думаю, довольствовались бы долею, равною для всех».

Со ссылкой на Аппиана (События в Ливии, Г6) об этом эпизоде рассказывает Дж. Вико в «Основаниях новой науки об общей природе наций» (М.; Киев, 1994. С. 397–398).

«Я проповедую Евангелие, я живу Евангелием», — говорит Апостол, подразумевая при этом, что он живет своим трудом: католическое духовенство предпочло жить собственностью. Борьба средневековых общин с аббатами и епископами, крупными землевладельцами и сеньорами общеизвестна, не менее известны случаи, когда папы карали отлучением отказ от уплаты церковных доходов. Даже в наше время официальные органы галликанского духовенства утверждают, что жалованье священников есть не жалованье, но вознаграждение за имущества, которыми некогда владело духовенство и которые были отняты у него в 89 году третьим сословием. Духовенство предпочитает быть обязанным своим существованием скорее праву на получение доходов (droit d’aubaine), нежели труду.

Одною из важнейших причин нищеты, царящей в Ирландии, являются громадные доходы англиканского духовенства. Оказывается, что еретикам и правоверным, протестантам и папистам не в чем упрекать друг друга: все они одинаково грешили против справедливости, все одинаково нарушили восьмую заповедь: не укради .

Обыкновенно под словом анархия разумеют отсутствие принципа, правила, поэтому его сделали синонимом беспорядка .

Если подобным идеям удастся когда-нибудь проникнуть в человеческие умы, то дни представительного образа правления и тирании ораторов будут сочтены. Некогда понятия «наука», «мысль» и «слово» соединялись в одном и том же выражении; для того чтобы охарактеризовать человека, богатого мыслями и знаниями, говорили, что он быстр в речах и искусен в изложении. Давно уже слово, путем абстракции, было отделено от науки и разума; мало-помалу эта абстракция, как выражаются логики, реализовалась в обществе, и теперь мы имеем различных ученых , совсем не умеющих говорить, и говорунов , совсем незнакомых с наукою, даже с наукою о слове. В настоящее время философ уже не ученый, а говорун. Некогда законодатели и поэты были люди глубокие и божественные, теперь они — говоруны. Говорун подобен звонкому колокольчику, из которого малейший толчок извлекает нескончаемый звон; у говоруна продолжительность речи всегда прямо пропорциональна убожеству мысли. Говоруны управляют миром; они нас оглушают, душат, грабят, они сосут нашу кровь и насмехаются над нами. Ученые же молчат; как только они раскроют рот — их перебивают. Так пусть они пишут!

Libertas, liberare, libratio, libra — свобода, освобождать, взвешивать, взвешивание (мера веса — livre) — все эти выражения, по-видимому, имеют один этимологический корень. Свобода есть взвешивание прав и обязанностей; сделать человека свободным — значит уравновесить его с другими, т. е. сравнять его с ними.

В только что вышедшем первом номере ежемесячного издания «L’Egalitaire» самопожертвование провозглашается принципом равенства; такой взгляд обнаруживает смешение понятий. Самая возможность самопожертвования предполагает наличность величайшего неравенства. Искать равенства в самопожертвовании — значит признать, что равенство противно природе. Равенство должно основываться на справедливости, на праве в узком смысле слова, на которые ссылается сам собственник; в противном случае равенство немыслимо. Самопожертвование выше справедливости; оно не может играть роль закона, ибо по самой природе своей должно оставаться невознагражденным. Конечно, было бы желательно, чтобы все уразумели необходимость самопожертвования, и мысль, высказанная «L’Egalitaire», весьма похвальна; к несчастью, только она совершенно бесплодна. Что в самом деле можете вы возразить человеку, который вам скажет: «Я не хочу жертвовать собой»? Следует ли его принуждать к этому? Когда самопожертвование бывает вынужденным, оно носит название угнетения, рабства, эксплуатации человека человеком. Самопожертвование пролетариев, преданных собственности, относится именно к этой категории.

Из всех социалистов нашего времени ученики Фурье мне долго казались самыми прогрессивными и почти единственными, достойными этого названия. Если бы они сумели понять свою задачу, сумели говорить с народом, возбудить его симпатии, молчать о том, что сами они не понимают; если бы они не предъявляли таких гордых притязаний и если б высказали больше уважения к общественному разуму, то, быть может, реформа была бы начата ими. Но как могут эти яростные реформаторы преклоняться перед властью и роскошью, т. е. перед явлениями наиболее враждебными реформам? Как они не понимают, что в наш рассудочный век люди могут быть обращены лишь рассудочными доводами, а не мифами и аллегориями? Как могут они, беспощадные противники цивилизации, заимствовать у последней самые отвратительные плоды ее: собственность, неравенство состояний и рангов, чревоугодие, прелюбодеяние, проституцию, теургию, магию и прочую чертовщину? К чему непрестанное метание громов по адресу морали, метафизики и психологии, когда злоупотребление этими науками, в которых они ничего не смыслят, составляет всю их систему? К чему эта мания обожествлять человека, главной заслугой которого было то, что он, самым странным языком, рассуждал о вещах, совершенно ему незнакомых? Кто признает непогрешимость какого-либо человека, тот делается неспособным просвещать других; кто отрицает свой разум, тот скоро станет отрицать свободу мысли вообще. Проповедники фаланстера доказали это собственным своим примером. Пусть же они снизойдут наконец до рассуждений, до методического исследования; пусть они дают нам доводы, а не откровения, и мы охотно послушаем их. Пусть они организуют промышленность, земледелие, торговлю; пусть они сделают труд привлекательным, а самые низкие работы почетными, тогда они могут быть уверены в одобрении с нашей стороны. И пусть они, главное, отделаются от своего иллюминатства, которое придает им скорее вид мошенников и шарлатанов, нежели верующих и апостолов.

Индивидуальное владение вовсе не препятствует интенсивной культуре и единству эксплуатации. Я не говорил о неудобствах дробления, потому что это общеизвестная вещь, много раз уже обсуждавшаяся другими. Но я удивляюсь тому, что экономисты, которые так хорошо обрисовали недостатки мелкого хозяйства, не заметили, что причиною этих недостатков является собственность. Странно также, что они не поняли, что их проект мобилизации земли есть первый шаг к упразднению собственности.