Пьер Прудон - Сочинения

Словом, Дестют-де-Траси смешивает под одним общим названием внешние блага природы и искусства и силы или способности человека, называя и те и другие собственностью (propriete). И при помощи этой двусмысленности он надеется установить на непоколебимых основах право собственности. Но из этих собственностей (propriete) одни врожденные , как память, воображение, сила, красота, другие же приобретенные , как, например, поля, воды, леса. При первобытном состоянии или состоянии отчужденности наиболее ловкие и сильные субъекты, т. е. наилучше одаренные в смысле врожденных «собственностей», имеют наибольшие шансы завладеть собственностями приобретенными. И вот для того, чтобы предупредить такие захваты и вытекающую из них борьбу, были придуманы равновесие, справедливость, были заключены молчаливые или формальные договоры, т. е. чтобы в неравенство собственностей врожденных внести поправку путем уравнения собственностей приобретенных. Если распределение не равное, то участники его остаются врагами и договор надо возобновлять. Итак, с одной стороны, мы имеем отчужденность, неравенство, антагонизм, войну, грабеж, избиения, а с другой — общество, равенство, братство, мир и любовь. Будем же выбирать.

Господин Жозеф Дютан, физик, инженер, геометр, но слабый законовед и совсем не философ, является автором «Philosophie de l’economie politique», в которой он счел нужным выступить на защиту собственности. Метафизика его, по-видимому, позаимствована у Дестют-де-Траси. Он начинает свое сочинение следующим, достойным Сганареля определением собственности: «Собственность есть право, благодаря которому какая-нибудь вещь принадлежит данному лицу». Это значит буквально следующее: собственность есть право собственности.

После некоторой дозы празднословия на тему о воле, о свободе, о личности, после проведения различия между собственностями нематериальными естественными и собственностями материальными естественными , которые сводятся к врожденным и приобретенным собственностям Дестюта-де-Траси, г. Жозеф Дютан заканчивает следующими двумя общими положениями: 1) собственность является для всякого человека правом естественным и ненарушимым; 2) неравенство в собственности есть необходимый результат природы. Оба эти положения можно свести к следующему, более простому: все люди имеют равное право на неравную собственность.

Господин Дютан упрекает г. де-Сисмонди в том, что он писал, будто земельная собственность не имеет иной основы, кроме законов и договоров; сам же он, говоря об уважении народа к собственности, замечает, что «здравый смысл его раскрывает ему природу первоначального договора , заключенного между обществом и собственниками».

Он смешивает собственность с владением, общность с равенством, справедливое с естественным, естественное с возможным: то он принимает эти различные понятия, как равнозначащие, то как будто отличает их друг от друга, так что в конце концов опровергнуть его легче, чем понять. Заинтересовавшись заглавием книги, я, в тумане, напущенном автором, нашел только вульгарные идеи, поэтому я не буду больше возвращаться к этому сочинению.

Господин Кузен в своей Philosophie morale, с. 15, сообщает нам, что всякая нравственность, всякий закон, всякое право даны нам в следующем завете: свободное существо, оставайся свободным. Я скажу: браво, учитель! Я хочу остаться свободным, если смогу. Он продолжает:

«Наш принцип верен, он хорош, он социален; нам не следует бояться сделать из него все выводы.

1. Если человеческая личность священна, она является таковою во всей своей природе и особенно в своих внутренних актах, в своих чувствах, мыслях и проявлениях воли. Отсюда проистекает уважение, вызываемое в нас философией, религией, искусствами, промышленностью, торговлею, всеми продуктами свободы. Я говорю уважение, а не просто терпимость, ибо право бывает нетерпимо, но уважаемо.

Я преклоняюсь перед философией.

2. Моя святая свобода, для проявления вовне, нуждается в орудии, которое называется телом: таким образом тело причащается к святости свободы и само становится неприкосновенным. Отсюда принцип индивидуальной свободы.

3. Моя свобода, чтобы проявиться вовне, нуждается в арене для деятельности или материале, иными словами — в собственности или в вещи. Эта собственность или эта вещь естественно приобщаются к неприкосновенности моей личности. Допустим, например, что я завладеваю предметом, сделавшимся полезным и необходимым орудием внешнего развития моей свободы. Я говорю: этот предмет принадлежит мне, так как он не принадлежит никому другому; с этого момента я, на законном основании, обладаю этим предметом. Таким образом, законность владения покоится на двух условиях: во-первых, я владею только при условии, что я свободен; уничтожьте свободу действий, и вы уничтожите во мне принцип труда. Только посредством труда я могу присвоить себе собственность или вещь, и, только присвоив ее себе, я владею ею. Таким образом, принципом права собственности является свобода действий; этого, однако, еще недостаточно для того, чтобы узаконить владение. Все люди свободны, каждый может присвоить себе какую-нибудь собственность посредством труда; означает ли это, что все имеют право на всякую собственность? Вовсе нет. Для того чтобы я владел законным образом, нужно не только чтобы я, в качестве свободного существа, мог работать и производить; нужно еще, чтобы я первый завладел собственностью; словом, если труд и производство являются принципом права собственности, то факт первоначального завладения является необходимым условием ее.

4. Я владею на законном основании, следовательно, я имею право использовать мою собственность так, как мне вздумается; я имею также право отдать ее. Кроме того, я имею право передать ее по завещанию, ибо с того момента, как акт свободы санкционировал мой дар, он и после моей смерти так же свят, как и при моей жизни».

Итак, чтобы сделаться собственником, надо, согласно г. Кузену, завладеть собственностью путем захвата и труда. Добавлю от себя, что надо также поспевать вовремя, ибо если первые оккупанты уже завладели всем, то что же останется лицам, явившимся впоследствии? Что станется со свободами, имеющими орудие для того, чтобы действовать, но не имеющими объекта? Неужели им останется только уничтожить друг друга? Это ужасный исход, которого не предвидела философская предусмотрительность, ибо великие гении не обращают внимания на мелочи.

Заметим также, что г. Кузен за захватом и за трудом в отдельности не признает свойства создавать собственность. У него последняя является только плодом их соединения. Это одно из проявлений свойственного г. Кузену эклектизма, от которого ему следовало бы воздерживаться более, чем кому-либо другому. Вместо того чтобы оперировать путем анализа, сравнения, исключения и выведения, который один только может показать истину среди различных форм мыслей и взглядов, г. Кузен смешивает все системы, а затем, одновременно одобряя и отрицая каждую из них в отдельности, он говорит: вот истина.