Лотроп Стоддард - Бунт против цивилизации

Знаменитый русский писатель и критик Дмитрий Мережковский анализирует инстинктивное отвращение Толстого к цивилизации и любовь к примитивизму: «Если камень лежит поверх другого в пустыне, то это отлично. Если камень был помещён на другой камень рукой человеческой, то это не так хорошо. Но если камни были размещены друг на друге и зафиксированы там раствором или железом, то это есть зло, что означает строительство, будь то замок, казармы, тюрьма, таможня, больница, бойня, церковь, общественные здания или школа. Всё, что строится плохо или, по крайней мере, подозреваемо в плохом. Первый дикий импульс, который Толстой чувствовал, когда он видел здание или любое сложное целое, созданное руками человека, вызывал мысль о том, чтобы упростить его до уровня, чтобы раздавить, уничтожить, чтобы ни один камень не мог быть установлен на другой, а место могло бы вновь стать диким и простым очищенным от работы рук человека. Природа для него — чистая и простая; цивилизация и культура представляют сложность и примеси. Возврат к природе означает изгнание нечистоты, чтобы простотой стало то, что является сложным, надо уничтожить культуру».

История России показывает, что настоящий большевистский переворот появляется в основном в качестве инстинктивной реакции против попытки цивилизовать Россию, начатой Петром Великим и продолженной его преемниками. Русский дух постоянно протестовал против этого процесса «вестернизации» Протесты возникли во всех классах русского общества. Крестьянские секты «старообрядцев», осуждающие Петра как «Антихриста», или скопцы, калечащие себя в бешеном фанатизме; дикие крестьянские восстания Пугачёва и Стеньки Разина. Не случайно русские были во всех крайних формах революционного брожения: не случайно «нигилизм» был отчётливо русским развитием; Бакунин гений анархизма а Ленин мозги международного большевизма.

Экономисты выразили удивление, что большевизм должен был зарекомендовать себя в России. Для исследователя истории расы он был совершенно естественным событием. В конце войны, возможно, он ускорил катастрофу, некоторые такие катастрофы, видимо, неизбежны, потому что в течение многих лет, предшествующих войне было ясно, что русский социальный порядок слабел, а силы хаоса набирали силу. Десять лет до войны видно было, что Россия страдает от хронической «волны преступности», известной коллективным российским социологам как «хулиганство», серьёзно встревожившее компетентных наблюдателей. В 1912 году русский министр внутренних дел Маклаков заявил: «Преступность, увеличенная этим числом случаев заболевания, возросла. Частичное объяснение заключается в том, что молодое поколение выросло в годы восстания, 1905–1906… страх Божий и законов исчезают даже в деревнях. Городу и сельскому населению в равной степени угрожают «хулиганы»». «В следующем году (1913) в газете «Санкт Петербург» написал: «хулиганства, как массовые явления, неизвестны Западной Европе»». ««Апачи», терроризирующие население Парижа или Лондона, — люди с другой психологией… от российского хулигана» Другое Санкт Петербургское издание заметило примерно в то же время: «Ничто человеческое или божественное не сдерживает разрушительное безумие в беспрепятственной воле хулигана. Там нет нравственных законов для него. Он не ценит ничего и ничего не узнает. В кровавом безумии его действий всегда есть что то глубоко кощунственное, отвратительное, чисто звериное». И известный русский писатель Меньшиков нарисовал эту действительно поразительную картину социальных условий на страницах своего издания «Новое время»: «По России мы видим тот же рост хулиганства и террора, чем хулиганы доводят население. Ни для кого не секрет, что армия преступников постоянно увеличивается.

Суды буквально близки к истощению, перегруженные под тяжестью горы случаев. Полиция, измученная в сражении с преступностью, ведёт борьбу, что ей не по силам. Тюрьмы переполнены до точки предела. Возможно ли, что эта ужасная вещь не встретится с некоторым героическим сопротивлением? Реальная гражданская война идёт в недрах массы, угрожая большим разрушением, чем вторжение врага. Не «хулиганство»», но анархия это настоящее имя для этой чумы, вторгшейся в деревни и в города. Она не только ведёт к вырождению тех, кто вступает в жизнь разврата и преступности; уже средние нормальные массы присоединяются к ним, и только в исключительных случаях порядочные деревенские подростки по прежнему поддерживают жизнь достойной работой. Младшие люди делают больше показательно, чем пожилые крестьяне и старики. Но дело в том, что и те вырождаются в состояние дикости и зверства» Может ли быть лучшее описание этого пробоя социального управления и предвестия всплеска звериных инстинктов, что, как мы уже видели, характеризуют вспышку социальных революций? Это было именно то, что российские нигилисты и анархисты проповедовали в течение нескольких поколений. Это было то, что имел в виду Бакунин в своем любимом тосте: «За уничтожение всех законов и порядков, и не скованность злыми страстями!» Для Бакунина «народом» были изгои общества — разбойники, воры, пьяницы и бомжи. Преступники были откровенно его фаворитами. Он сказал: «Только пролетариат в лохмотьях обладает духом и силой пришествия социальной революции».

Ссылаясь ещё раз на вопрос о российском хулиганстве до 1914 года, есть хорошие основания полагать, что «преступная волна», которой страдают Западная Европа и Америка после войны, имеет аналогичный характер. Недавно ведущий американский детектив выразил убеждение, что «боевики», терроризирующие сегодня американские города, проникнуты социальными революционными чувствами и имеют более или менее инстинктивное понимание о том, что они борются с социальным порядком. Господин Джеймс М. Бек, генерал адвокат из США, в последнее время произнес аналогичное предупреждение против того, что он называет «исключительное восстание против власти закона», которое проходит сегодня. Он считает, что это восстание пример не только в огромном увеличении преступности, но и в текущей видимой деморализации в музыке, искусстве, поэзии, коммерции и общественной жизни.

Последним утверждением господина Бека является то, что было достигнуто в течение многих лет многими увлеченными дальновидными критиками в литературных и художественных мирах. Ничто не является более необычным (и более зловещим), чем то, каким образом дух лихорадит, и, по сути внеплановые беспорядки стали проявляться в течение последних двух десятилетий в каждой области искусства. Это беспорядки приняли «футуризм», «кубизм», «вортицизм», «экспрессионизм» и бог знает что. Его дух всегда тот же: ожесточенное восстание против существующих вещей и дезинтегративная, дегенеративная реакция на примитивный хаос. Наши недовольные литературы и художники не имеют предложенной конструктивной идеи вместо того, что они осуждают. То, к чему они стремятся, является абсолютной «свободой». Таким образом, каждую вещь, положенную этой анархической «свободой» у них в форму, стиль, традиции, саму реальность, они ненавидят и презирают. Соответственно, все эти вопросы (глумился над как «банальные», «старомодные», «аристократические», «буржуазные», или «глупые») будут презрительно отброшены, и «освобождённая» душа парит впереди на освобождённых крыльях его безграничной фантазии.