Юрий Минералов - Введение в славянскую филологию

Значение этих празднеств не вполне ясно, однако в основе их, видимо, лежало чествование природы в момент ее наибольшего расцвета, накануне сбора урожая, а с этим, по всей вероятности, были связаны и сильные эротические эмоции, которыми эти празднества сопровождались и которые накладывали на них отпечаток древнего гетеризма. К купальским празднествам как по времени их празднования, так и по характеру относятся и празднества русальные (празднества роз).

Как под влиянием римских росалий (rosalia, pasha rosarum) возникли у славян эти празднества, в основе которых лежало олицетворение предков, я уже упоминал выше. У южных славян из росалий возник праздник, называвшийся ружичало (дружичало). Подобно этому и русская радуница возникла от греческого rodonia, затем возникли представления о русалках и, наконец, и летние праздники, распространенные среди всех славян и называвшиеся русалие, рисале, русадла, которые, несомненно, являются не чем иным, как римскими росалиями. Римско-эллинистическое влияние здесь в принципе бесспорно. Нельзя лишь сказать пока, что в нынешних формах русалий является по своему происхождению заимствованным, а что — частью какой-то собственной обрядности, с которой праздник росалий слился.

Основным мотивом празднества повсюду является вождение наряженной девушки (живой или чучела) и маскарад со звериными масками, сопровождающийся разговорами, песнями, плясками и символическим сражением. Такие русальные игрища известны на Руси уже в XI–XII вв. Они представляли собою эксцентричные народные игры, против которых ожесточенно, но, разумеется, безуспешно выступала церковь. Известны они и на Балканском полуострове, где большое исследование о русальных игрищах опубликовал в 1920 г. М. Арнаудов, а также в Чехии, Моравии в Словакии, где они упоминаются еще в конце XVI в.

Последней большой группой летних и осенних обрядов были в языческий период все обряды и празднества, связанные с уборкой урожая и вообще с окончанием всех сельскохозяйственных работ. Таких обрядов у славян и по нынешний день много, а что они существовали уже и в языческий период, мы видим по празднику Святовита в Арконе, описанному Саксоном Грамматиком. Праздновался он один раз в год, по окончании жатвы, и жрец Святовита после многих жертвоприношений предсказывал по количеству вина в чаше, находившейся в руках бога Святовита, урожай на будущий год. Этими праздниками, очевидно, заканчивался сельскохозяйственный сезон и серия просительных и магических актов, с которыми древний славянин обращался к богам, дарившим хороший урожай. Частично эти акты удержались и по нынешний день.

Язычество у славян исчезло не сразу. Выше мы уже видели, что новая христианская вера была официально принята в различные периоды с VII по XII в. Однако это не означало, что весь народ отказался от древней языческой веры и полностью принял новую. Повсюду среди народа, хотя внешне он и стал христианским, еще долгое время удерживалась древняя вера — древние русские источники называют это положение двоеверием, — и мы повсюду наблюдаем и кровавую реакцию и восстания приверженцев язычества, которое удерживалось в народе главным образом усилиями жрецов и волхвов. Кое-где двоеверие полностью удержалось до XI–XII вв., а на Руси, так же как и в соседней Литве, еще и позднее. Относительно быстро были забыты языческие боги там, где они были созданы лишь усилиями жрецов, поддерживавших их культ. Но языческий мир духов, заполнявший всю природу, и культ их в полной мере сохранялись в течение длительного времени, и борьба церкви с ними была безуспешной. В этой борьбе церкви с язычеством интересен тот факт, что православная церковь вела себя по отношению к язычеству совершенно по-иному, чем католическая. Последняя боролась с язычеством более упорно и заставила народ забыть многие древние обычаи и обряды. Православная церковь была более терпимой, часто пыталась приспособить древние верования к церковным обрядам, в результате чего они сохранились в большей степени. На Балканском полуострове мы до сих пор встречаем попов, которые официально отмечают на кладбищах праздники мертвых и по древнему обычаю оделяют души мертвых вином и едой. Более того, мы встречаем даже таких попов, которые заклинают злых духов и вампиров таким же обрядом, каким их заклинал многие столетия назад какой-нибудь славянский колдун.

Ягич И. В. История славянской филологии. СПб., 1910. С. 1.

Гумбольдт В. Избр. труды по языкознанию. М., 1984. С. 169.

Буслаев Ф. И. Историческая грамматика русского языка. М., 1959. С. 570.

Горшков А. И. Теория и история русского литературного языка. М., 1984. С. 9.

См.: Лосев А. Ф. Языковая структура. М., 1983.

Лосев А. Ф. Знак. Символ. Миф. М., 1982. С. 109–110, 465, 475–476.

Немало ценной информации содержится также, например, в исследовании историка академика Михаила Николаевича Тихомирова (1893–1965) « Древ нерусские города», в обширных трудах историка академика Бориса Александровича Рыбакова (1908–2001) « Язычество древних славян» и « Язычество Древней Руси», в книгах археолога академика Валентина Васильевича Седова (1924–2004) « Славяне в древности» и « Славяне в раннем средневековье».

Афанасий Великий. Творения: В 4 т. М., 1994. Т. I. С. 195, 204.

Из филологов более позднего времени ценнейшие семантические наблюдения (в интересующем нас в данном случае аспекте) сделаны великим ученым, еще недавно нашим современником, А. Ф. Лосевым.

Флоренский П. А. Соч. Т. II. М., 1990. С. 267.

Никодим Святогорец. Невидимая брань. М., 1904. С. 196.

Так, именно на труды А. А. Потебни опирался поэт А. Блок в таком своем характерном для серебряного века эссе, как « Поэзия заговоров и заклинаний».

Лосев А. Ф. Бытие. Имя. Космос. М., 1993. С. 659.

Потебня А. А. Из записок по теории словесности. Харьков, 1905. С. 59, 189; он же . Теоретическая поэтика. М., 1990. С. 68.

Базовое образование, даваемое в этом вузе, в академической своей части соответствует учебному плану отделений русской филологии филологических факультетов университетов (отсутствуют педагогика и педпрактика, взамен которых ведется работа в писательских творческих семинарах).

Русин , по-видимому, до 800 тыс. человек (точную цифру трудно определить, поскольку они небольшими группами живут на территории нескольких стран — в Сербии, Хорватии, на Западной Украине, в Польше, Словакии и др.; при этом в странах проживания наблюдается административная тенденция к занижению их количества).