Джеймс Смит - Старина четвероног

Поэтому, когда меня вынудили согласиться на публикацию в печати, я твердо решил: сообщу любые подробности, но снимков, насколько это зависит от меня, газеты не получат. Мне хотелось сделать все должным образом. Первое изображение целаканта вместе с кратким описанием я предназначал для научного журнала (в данном случае им оказался лондонский «Нейчер»). Мисс Латимер заверила меня, что никому не разрешала фотографировать экземпляр и никто не мог сделать это без ее ведома. Вряд ли, сказала она, кому-либо пришло в голову охотиться за фотоснимками рыбы — ведь никто не подозревал, какое это удивительное создание.

…Мой репортер был очень настойчивым человеком. Потерпев неудачу со мной, он атаковал мисс Латимер, Она оказалась покладистее и предложила компромиссное решение. С большой неохотой я пошел на то, чтобы он сделал снимки, при условии, что фотографии будут напечатаны только в «Ист-Лондон Дейли Диспатч». Репортер дал такое обещание в присутствии мисс Латимер, моей жены и меня самого. После этого чучело вынесли из помещения, и он сделал несколько снимков. Я просил его показать мне все негативы, однако получилось так, что я их не увидел, и не знаю, как они вышли.

Так или иначе, две отличные фотографии были напечатаны в «Дейли Диспатч» 20 февраля 1939 года как единственные в мире.

А через несколько дней после того, как я вернулся в Грейамстаун, мне позвонили из одной дурбанской газеты и сказали, что некий житель Ист-Лондона предложил им фотографию целаканта. Я был немало озадачен и тотчас написал мисс Латимер.

Следующим сюрпризом был звонок от одного друга из Англии, который сказал, что я иду на большой риск, позволяя публиковать снимки рыбы без наименования. Оказалось, что фотографии поступили во многие английские газеты, большинство которых посчитало их мистификацией. Из Лондона пришла телеграмма: меня торопили «окрестить» целаканта. Как уже говорилось, я давно избрал наименование — Latimeria chalumnae — и об этом теперь сообщил для печати. Происшествие с фотографиями сильно меня обеспокоило, но я был слишком занят, чтобы расследовать, как все получилось. А несколько лет спустя я прочитал в одной газете, что энергичный репортер заслужил похвалу за расторопность, с. какой раздобыл сенсационные уникальные снимки; он заработал на них немалую сумму и все еще получает гонорар. Газета не жалела красок: получалось, что прозорливый репортер догадался сфотографировать целаканта, когда того только доставили на берег!

Учитывая все обстоятельства, спешить с сообщением об открытии не следовало. К тому же, как я уже сказал, возникали дополнительные вопросы; мы беседовали с репортером не один раз, и я настоял на том, чтобы он показал мне окончательный вариант. Поэтому полный отчет появился в южноафриканской печати только 20 февраля. В Ист-Лондоне, кроме того, объявили, что в этот и следующий день желающие могут увидеть рыбу в музее. Мы пришли с утра пораньше, и вскоре потянулись толпы любопытных. Чучело было огорожено так, чтобы его никто не трогал. По моей просьбе редкий экземпляр тщательно охраняли. Я предупредил мисс Латимер и Брюс-Бейса, что ученые будут запрашивать сведения о деталях строения рыбы, и хотя мягкие ткани и скелет утрачены, все-таки желательно возможно скорее изучить целаканта. Они рекомендовали правлению, чтобы чучело переслали мне для исследования в Грейамстаун; правление согласилось.

20 февраля 1939 года мы вернулись в Грейамстаун, Возвращение было не особенно торжественным. В тот день грейамстаунская газета поместила заметку об открытии целаканта, уделив этому событию меньше места, чем отчету о спортивном дне одной из школ города. Позже мне объяснили, что, когда поступило сообщение телеграфного агентства, редактор обратился за консультацией к одному местному зоологу, и тот посоветовал быть осторожным. История показалась им чересчур сенсационной.

Друзья засыпали нас вопросами, но большинство знакомых отнеслись к нам недоверчиво. Как ни странно, и я продолжал тревожиться. Хотя мой разум был вполне удовлетворен неопровержимыми свидетельствами, которые я видел собственными глазами, хотя я был убежден, что это целакант, все же случившееся казалось слишком невероятным, фантастичным. Целакант, живой целакант! По ночам меня преследовали кошмары. Мне снилось, что я нашел целаканта, и я во сне мучился от сознания того, что это невозможно. Утром я усиленно думал о странном сне, пока меня вдруг не осеняло, что я и в самом деле нашел целаканта, наяву. В последующие годы эти сны повторялись сотни раз. Иногда получался сплошной ералаш: я видел во сне, что открытие мне только приснилось, и, проснувшись, никак не мог разобрать, что к чему.

22 февраля Ист-Лондонский музей отправил мне поездом, под полицейской охраной, чучело целаканта; 23 февраля рыба прибыла в Грейамстаун. Ее доставили ко мне в дом и поместили в особой комнате. У целаканта своеобразный и очень сильный запах, который в последующие недели преследовал нас днем и ночью. С первого дня вся семья получила строгие инструкции и пребывала в состоянии боевой готовности.

Мы ни на минуту не оставляли дом без присмотра; все знали, что в случае пожара первым делом надо спасать рыбу. День проходил в постоянной тревоге за сохранность целаканта, ночи тоже.

Посылая мне рыбу, правление Ист-Лондонского музея поставило условием, чтобы ее не показывали публично в Грейамстауне. Это вызвало некоторое недовольство, потому что многие учреждения хотели бы на время заполучить редкий экспонат. В течение первых двух недель после нашего возвращения отклики из внешнего мира еще не достигли Грейамстауна, и местная печать мало писала о целаканте. Зато другие газеты печатали фантастические версии: например, что рыба (вы помните ее вес — 57,5 килограмма) выделила 50 литров жиру.

В эти дни случалось много курьезных происшествий. Коллеги просили показать им рыбу и приходили ко мне в дом. Один гость, англичанин, осмотрев целаканта, сказал:

Неужели вы думаете, что люди поверят в столь необычайное событие только на основании ваших слов? Вам придется послать рыбу в Британский музей, чтобы там дали более солидное заключение!

Он удивился, когда я сказал в ответ, что вряд ли в Британском музее больше моего знают о целакантах, а я совершенно убежден: это целакант. И я добавил, что через неделю-две буду знать подробности строения целаканта лучше, чем кто-либо на свете.

В колледже ко мне в кабинет зашел мой старый знакомый, ученый, занимающий официальную должность. Он положил руки мне на плечи и озабоченно сказал:

Доктор, что вы наделали? Просто ужасно видеть, как вы губите свою научную репутацию…

Я спросил, в чем дело.

Зачем вы назвали рыбу целакантом?