Петр Столпянский - Путеводитель по Кронштадту: Исторические очерки

30 октября 1917 года в Совете рабочих депутатов обсуждалась фраза Керенского: «Кронштадт потерял всякую боеспособность, довольно играть вольно и невольно в руку немцев, средства обороны в Кронштадте уже не все на месте».

На это обвинение Кронштадтский исполнительный комитет ответил опять-таки обращением ко всей России, обращением сильным, могущественным, интересным еще и потому, что в этом обращении был подведен итог тому, что произошло.

«Товарищи и граждане, – так начиналось воззвание, – в газетах от 1 октября была опубликована телеграмма министра председателя Временного правительства Керенского главнокомандующему армиями Северного фронта (телеграмма эта приведена выше). Товарищи и граждане! – продолжало воззвание кронштадтцев, – в грозный час испытаний министр председатель осмелился перед лицом всей революционной России и всего мира бросить темный и тяжкий навет на революционный Кронштадт.

Мы говорим – темный навет, ибо министр Керенский никаких доказательств, никаких объяснений в подтверждение этого навета не приводит.

Мы говорим – тяжкий навет, ибо министр Керенский утверждает, что кронштадтцы „вольно или невольно играли в руку врагу". Разве может быть сильнее обвинение, чем обвинение в вольной или невольной измене стране и революции, в вольном или невольном предательстве? Ибо играть в руку врагу, значит предать революцию врагу. Нельзя придумать более тяжкого обвинения, чем обвинение в измене и предательств.

Не только в грозный час испытаний, но и при всяких условиях клеймо предательства и измены является тягчайшим позором тому, на кого оно наложено.

Но вместе с тем велика и ответственность того, кто берет на себя смелость наложить позорящее клеймо.

Товарищи! Революционный Кронштадт не первый раз встречает попытку оклеветать его перед лицом трудящихся. Вы помните, как с легкой руки бывшего министра Церетели вся буржуазная ленивая пресса травила кронштадтцев, как контрреволюционное гнездо, отложившееся от России. И тогда Кронштадт обвинялся в измене революции. Мы с негодованием отвергли эту клевету. Нам поверили рабочие, солдаты и крестьяне. А те, у кого были сомнения, приезжали к нам, знакомились с революционными порядками Кронштадта и от их сомнений не оставалось и следа.

Мы не знаем, зачем нужно было сейчас, в этот грозный час испытаний, министру Керенскому пустить новую лживую легенду о Кронштадте. Об этом мы спрашиваем министра и требуем от него прямого, ясного и категорического ответа. Пока мы не знаем побуждений гнусной клеветы министра на Кронштадтский гарнизон.

Но мы твердо знаем и никогда не забудем, как генералы министра Керенского, совершая предательство на фронте, клеветали на солдат, умиравших в окопах. Вы помните, министр Керенский, как генерал Корнилов, которого вы называли „первым солдатом русской армии", снял полки с фронта и повел их на революционный мозг страны, на Петроград?

Вы, может быть, вспомните, министр Керенский, что ваши ближайшие помощники Савинков и Филоненко явились ближайшими помощниками в походе на Петроград „первого солдата русской армии"?

Вы, может быть, вспомните, министр Керенский, как ваш главнокомандующий генерал Корнилов еще 8 августа проектировал разрушить это гнездо революции?

Может быть, кронштадтские матросы и солдаты повинны в том, что приняли все меры, чтобы не допустить этого разоружения?.. Да, в этом повинны наши моряки и солдаты! Да, мы, поскольку это было в наших силах, не допустили и не допустим разоружить оплот российской революции, даже если бы вы этого потребовали вслед за вашим „первым" солдатом.

Долой предателей страны и революции! Долой клеветников на отряды русской революции!»

В этом ответе уже чувствуется приближение октября. И действительно, октябрь наступил, и участие кронштадтцев в этом октябре было велико. Передадим ход событий словами кронштадтских очевидцев.

В ночь с 23 на 24 октября было созвано экстренное заседание Исполкома Кронштадтского совета, окончившееся только в 6 часов утра. На этом заседании товарищи Новиков, Калисс и Гримм были назначены руководить действиями сводно-боевых отрядов Кронштадта.

В 11 часов утра 24 октября 9300 кронштадтских моряков на заградителе «Амур» и на 4 других судах отплыли в Петербург, чтобы оказать вооруженную поддержку питерским товарищам.

«При осмотре команд всех судов, – вспоминает военмор Новиков, – было установлено, что из командного состава никто, кроме поручика Петухова из учебно-минного отряда, не примкнул к движению – весь офицерский состав поэтому был арестован в Кронштадте. Путь из Кронштадта в Петроград прошел благополучно. При входе в устье Невы у Франко-Русского завода два наших моряка дали условные сигналы о том, что в Петербурге все спокойно, засад нет никаких и, по-видимому, нашего прихода никто не ожидает. В первом часу моряки высадились, и уже в 8 часов вечера отряд товарища Зайцева занял Новое Адмиралтейство, второй отряд товарища Сладкова – Петроградский порт, а третий – Главное Адмиралтейство, он же арестовал и весь штаб флота. Тем временем гарнизон Петропавловской крепости известил, что он всецело переходит на сторону восставших. Затем началось передвижение к площади Зимнего дворца, и отряды матросов расположились следующим образом: отряд под начальством товарища Никитина у арки Главного штаба, второй, во главе с товарищем Зайцевым, у Невского проспекта, третий, под начальством товарища Петухова, у Адмиралтейства. Товарищ Калис занял в это время телеграфно-телефонную станцию. Напротив Зимнего дворца на Неве стоял крейсер „Аврора". Дворец защищали юнкера и женские „батальоны смерти".

Стремление наступающих было избежать лишнего кровопролития, и в 12 часов 45 минут ночи „Аврора" дала холостой залп по Зимнему дворцу из тяжелых орудий. Залп был дан с целью произвести панику среди защитников и, действительно, последние поняли после залпа, что перевес на стороне наступающих, что защитить Зимний дворец невозможно, и в час ночи с 24 на 25 октября Зимний дворец сдался, и тотчас на флагштоке Петропавловской крепости был поднят красный фонарь, что означало победу красного февраля».

Не успели кронштадтцы, как говорится, даже передохнуть, им пришлось выполнять новую задачу. В заседании Исполнительного комитета от 28 октября было заслушано заявление товарища Раскольникова, уполномоченного от военно-революционного комитета, чтобы была выставлена от кронштадтского гарнизона поддержка петроградским войскам, бывшим у Гатчино. И кронштадтцы деятельно поработали на этом новом фронте, на фронте против Керенского.

Через неделю – новое требование. Оно формулировалось следующим образом. «Революционная власть поручила Кронштадту новую работу. Нет сомнения в том, что голод является прямой опасностью для революции. Петрограду грозит голодная смерть. Запаса хлеба нет, а подвоз саботируется всеми способами. Чтобы подогнать подвоз хлеба к столице, исполнительная власть предложила Кронштадту послать 500 человек во все концы России».