Дмитрий Спивак - Метафизика Петербурга. Немецкий дух

Опасность немецкого «натиска на Восток», уже вполне явная западным славянам, на Руси тогда практически не ощущалась. Иначе историки не отмечали бы того, что с течением времени, а именно начиная с XI столетия, русские князья стали все активнее вовлекать немцев и в свои междоусобные раздоры [48] Назаренко А.В. Русь и Германия в IX–X вв. \\ Древнейшие государства Восточной Европы. Материалы и исследования. 1991 год. М., 1994, с.15. … А между тем за Эльбой уже создавались пограничные марки – области «ускоренной колонизации», ставились бурги, и немецкие рыцари, сверкая глазами, передавали друг другу рассказы о веселом маркграфе Героне, который позвал к себе на пир тридцать могучих славянских князей, разоружил их, и изрубил всех в клочки. Чехи к концу первого «милленниума» признали свою зависимость от Германского королевства; поляки точили мечи – им пока удавалось отбиваться от немцев.

С началом татарского нашествия, связи Руси с землями южной Германии, наследовавшие древнему торговому пути «из хазар в немцы», угасли. Но история русско-немецких связей еще только начиналась. Новое «окно в Европу» – и, в первую очередь, в немецкие земли – было открыто уже новгородцами.

Силовой «натиск на Восток» – или подсознательное «влечение» к нему (в зависимости от того, как переводить немецкое «Drang») – вот ключевое слово для понимания немецкой политики на Балтике в XII–XIII столетиях. Поводов к экспансии на Восток историки насчитали немало – от алчности ряда северогерманских князей – до общей неудовлетворенности немецкого рыцарства итогами крестовых походов на мусульманский Восток.

Действительно, германские императоры со времен первых Штауфенов (то есть с сороковых годов того же, XII столетия) обращали преимущественное внимание на итальянские походы, предоставляя своим северогерманским вассалам почти полную свободу действий на бедных прибалтийских землях.

Что же касалось немецких рыцарей, то они горько завидовали своим английским и французским союзникам, считали, что недобрали добычи на средиземноморском Востоке, и мечтали о реванше на Востоке балтийском. В этом смысле такие действия, как основание Риги (1201) вполне можно считать немецким ответом на завоевание «латинским воинством» Иерусалима (1099) и – несколькими годами позже – Константинополя (1204).

Более глубокой, психологической доминантой было подспудное ощущение тесноты «европейского дома» и стремление расширить его, разрушив и перенеся как можно дальше на восток ближайшую его стену. Не случайно понятие «жизненного пространства» было выдвинуто много веков спустя именно в германской геополитике. Как известно, его разработал идеолог «третьего рейха» К.Гаусгофер (он развивал, в первую очередь, идеи своего соотечественника Ф.Ратцеля, выдвинутые в период бисмаркова объединения Германии) [49] Цыганков П.А. Геополитика: последнее прибежище разума? \\ Вопросы философии, 1994, N 7–8, с.60. . Следует признать, что германские теоретики осмысливали в данном случае одну из действительных констант исторической психологии немецкого народа.

Обратившись к географической карте, мы увидим, что к востоку от устья Эльбы плавными дугами простиралось пологое южное побережье Балтийского – или, как по сию пору его называют немцы, «Восточного моря» (Ostsee). В те времена его население было славянским, и разделялось на полабские, то есть живущие «по реке Эльбе» (славянской Лабе) – точнее, между Лабой и Одрой (Одером) – племена ободритов и лютичей; и на поморских славян (поморян), занимавших территорию примерно между Одером и Вислой.

За Вислой начинались земли древних пруссов, принадлежавших уже миру родственных славянам балтийских народов. От Пруссии уходило на север восточное побережье Балтики. Примерно до широты Рижского залива его занимали балтийские племена – такие, как жмудь и курши. Дальше шли земли народов прибалтийско-финского корня, прежде всего ливов и эстов. Наконец, побережье поворачивало на восток, и открывало путь в теперешний Финский залив и в устье Невы, то есть на Русь. Такова была сцена, начинавшаяся сразу же за северо-восточной границей «немецкого мира».

Нужно сказать, что действующие лица, занимавшие эту сцену до прихода немцев, были многочисленны, предприимчивы и недружны. Междоусобные войны, без устали ведшиеся их вождями, были тогда притчей во языцех. Рассказы о них не встречали более внимательной аудитории, чем феодалы Северной Германии… Помимо того, что восточные соседи не были дружны, они еще не были просвещены истинами христианской веры. Вот это было еще более интересным, поскольку позволяло просить папу римского о благословении на настоящий крестовый поход – а может быть, и на серию таковых.

Направления основных ударов, удобные проходы и гавани, подходящие места для основания крепостей были давно все выяснены. За добрые сто лет до того, немецкий хронист с полным знанием дела писал, что «от Гамбурга и Эльбы по суше можно за семь дней достичь города Юмны [Волина]. Для морского путешествия необходимо в Слиазвиге [Хедебю] или Ольденбурге сесть на корабль, чтобы добраться до Юмны. От этого города за 14 дней под парусом приходят в Новгород на Руси» [50] Адам Бременский (около 1070 г.), цит. по: Херрман Й. Купец и воин в балтийской торговле \ Idem. Славяне и норманны в ранней истории балтийского региона \\ Как была крещена Русь. М., 1990, с.249. ; не редкость и более подробные дескрипции и итинерарии. На некоторых важных пунктах побережья уже были основаны небольшие торговые дворы немецких купцов; датские и шведские феодалы были совсем не против координации действий.

Не было ничего, что помешало бы немецким рыцарям вступить на эту обширную сцену и исполнить свою партию. Отдавая должное исторической точности, оговоримся, что партий было несколько, задумывались они независимо друг от друга, а исполнялись отнюдь не в унисон. Более того, историки посвятили и посвящают до сих пор немало сил точному выяснению того, каким конкретно образом наследники какого-нибудь персонажа, выступавшего под выразительным именем Альбрехта Медведя, обидели сыновей некого Генриха Льва, и какой именно передел карты германских владений в Прибалтике за этим последовал…

Все это происходило так, и даже гораздо жестче: земли у нас скудны, а урожаи скромны, что к особому великодушию не располагает; нечасто оно встречалось и на берегах южных морей. Однако в конечном итоге немцам удалось практически полностью овладеть политической сценой восточной и южной Прибалтики, переведя на третьи роли, или вообще удалив со сцены всех остальных действующих лиц.