Дмитрий Спивак - Метафизика Петербурга. Немецкий дух

Новгород уже был поставлен на колени. Но он еще располагал остатками старинных вольностей, на своих местах оставались Двор Ярослава, где по обычаю собиралось народное вече, и Вечевой колокол, созывавший его. Через семь лет после первого похода, московское войско снова пришло на берега Волхова, чтобы на этот раз окончательно упразднить самостоятельность Новгорода и передать всю власть в Новгородской Руси московскому самодержцу.

История крушения Новгорода у всех на слуху. По мнению ряда исследователей, оно было неизбежным и даже необходимым для собирания русских земель. В начале тринадцатого тома «Истории России с древнейших времен», С.М.Соловьев дал удивительно яркий образ противостояния Новгорода и Москвы:

«В одном углу город, вследствие прилива богатств неестественно вздувшийся в государство, но сохранивший всю неразвитость и слабость первоначального вечевого быта с обширными, хотя растянутыми, несплоченными и большею частью пустынными владениями, с язвою разрыва интересов между частями народонаселения внутри, с недостаточностью средств внешней защиты, несмотря на видимое богатство и обширность владений.

В другой половине обширная, населяющаяся страна, населяющаяся при условиях неблагоприятных; города ее – большие села, которым некогда и нет средств подняться, приобрести значение. Страна бедная, малонаселенная, а между тем внутри происходит великий процесс собирания земли, сосредоточения, объединения власти…».

Все, сказанное Соловьевым о недостатках в развитии Новгорода вполне можно было бы отнести и к соседней Ливонии с ее богатыми, «неестественно вздувшимися» ганзейскими городами, недружным народонаселением, нередко пустовавшим хинтерландом и безусловной «недостаточностью средств внешней защиты». Отведя свой тяжелый взгляд от покоренного Новгорода, Иоанн III остановил его на еще сохранявшей свою независимость Ливонии – и наметил следующую цель для нападения на северо-западе.

Следует сразу оговориться, что основной ставкой в начинавшейся игре было не столько завоевание ливонских земель – хотя какой же московский боярин отказался бы получить новое поместье в Ливонии, либо же запустить руку в казну Ордена, тем более ревельских или дерптских купцов – сколько получение широкого выхода на Балтийское море и естественно следующее за тем вхождение в сообщество ведущих европейских держав.

Именно эта последняя задача, поставленная и занявшая заметное место во внешней политике Иоанна III, не была решена им и оставлена потомкам – с тем, чтобы послужить с течением времени непосредственной причиной Северной войны, а в конечном счете – и основания Санкт-Петербурга. Вот почему сопоставление Ивангорода и Петербурга лежит, так сказать, на поверхности, и заслуживает места в нашем повествовании .

Прежде всего, Ивангород, как позже и Петербург, был основан на крайнем северо-западе русских земель, в только что присоединенной, хотя и издревле обжитой русскими, суровой и негостеприимной местности. О холодах и наводнениях Петербурга и о предшествовавших ему поселениях читателю можно не напоминать. Что же касалось Ивангорода, то он был поставлен на месте убогой деревушки, где, как с пожатием плеч говорили жители соседней благоустроенной Нарвы, «добрый человек не захотел бы привязать свою лошадь, а остановившийся на ночлег не купил бы хлеба» [87] Цит. по: Хорошкевич А.Л. Русское государство в системе международных отношений конца XV – начала XVI века. М., 1980, с.139. … Как мы уже отмечали с необходимыми оговорками, оба города получили свое имя каждый в конечном счете в честь русского царя, его основавшего.

Далее, строительство обоих городов началось с закладки центральной цитадели и ее торопливого укрепления. История Петропавловской крепости общеизвестна. Что же касалось Ивангорода, то он начался с первоначального четырехугольного укрепления на Девичьей горе, заложенного в 1492 году, и выстроенного вчерне с большим напряжением сил буквально в течение одного сезона. Историки оборонного зодчества подчеркивают, что Ивангород был первой регулярной в полном смысле этого слова крепостью. С ходом лет, «Русский замок», как его называли ливонцы, все время обстраивался и расширялся, «здесь постоянно воплощались новые инженерные идеи, порой опережавшие свое время» [88] Кирпичников А.Н. Ивангород \\ Архитектурное наследие Ленинградской земли. Л., 1983, с.84. .

Немцы следили за этим строительством с никогда не ослабевавшим вниманием. В ливонских документах отмечались не только детали новых построек, но даже имена фортификаторов, которые удавалось узнать. К примеру, один из документов начала XVI века сохранил имена «мастера Воллендимера Торгкана» (надо думать, что речь шла о неком Владимире по прозвищу Таракан), а с ним и «Маркуса Грека».

Кроме того, Ивангород был поставлен в устье Наровы с расчетом на то, чтобы стать если не «окном в Европу», то уж, во всяком случае, «торговыми воротами России». Этот первоначальный расчет быстро оправдался. Уже в первом десятилетии XVI века, через Ивангород разворачивается довольно активная торговля Московской Руси, в первую очередь с не допущенными в состав Ганзы купцами из скандинавских стран, а также Ливонии. Заморские купцы охотно приводили свои корабли в устье Наровы, поскольку путь был известен и привычен для них после нескольких столетий торговли с ливонской Нарвой – отсюда и получившее известное распространение у наших соседей именование Ивангорода «Новой Нарвой» [89] Что касалось самой "Старой Нарвы", то она была основана датскими крестоносцами на другом берегу реки еще в середине XIII столетия. .

Заметим, кстати, что разгрузка товаров активно шла не только под непосредственной защитой пушек Ивангорода, но и в близлежащих селах. Среди них довольно скоро выделилось и даже поднялось на заморской торговле село Норовское. Стояло оно недалеко от «Русского замка», у места впадения реки Росоны в устье Наровы, и получило свое имя, естественно, по реке Нарове.

Мы говорим здесь об этом, поскольку расположение села Норовского (под защитой регулярного укрепления, недалеко от впадения большой реки в Финский залив), равно как его имя, данное по этой большой реке, составляют прямую параллель шведскому торговому городу Ниен. Напомним, что он был поставлен через полтораста лет под защитой орудий крепости Ниеншанц, близ впадения большой реки Ниен (Невы) в Финский залив, и получил свое имя по ней.

Не грех будет вспомнить в этом контексте и о предшествовавшем шведскому Ниену русском городке Невское Устье, через который новгородцы достаточно долго поддерживали активные торговые отношения с ближайшими европейскими странами. Он был расположен примерно на том же месте, что Ниен, а именно при впадении Охты в Неву, и получил свое имя также по этой реке. Любопытно, что русские деловые люди не раз сравнивали преимущества расположения торгового порта в устье Невы и Наровы. «Не случайно, в 1615 году, новгородец Иван Боборыкин, будучи в Москве, предлагал „вместо Ивангорода учинити судовые пристани на Невском устье“» [90] Цит. по: Коваленко Г.М. Кандидат на престол. Из истории политических и культурных связей России и Швеции XI–XX веков. СПб, 1999, с.71. .