Степан Шешуков - Неистовые ревнители. Из истории литературной борьбы 20-х годов

И наконец, приведем еще одно высказывание, принадлежащее «теоретику» напостовцев Ил. Вардину, в котором, как и по вопросу о классическом наследии, со всей обнаженностью раскрывается причина отношения всех рапповцев к попутчикам: «Тот, кто не может смотреть «глазами коммуниста» (слова «глазами коммуниста» взяты из статьи Воронского, о которой у нас пойдет речь. – С. Ш.), тот не в состоянии художественно отразить объективную правду. Наши попутчики не смотрят глазами коммуниста, ибо этих глаз у них нет, – стало быть объективная правда эпохи для них закрыта» [100] «На посту». – 1924. – № 1 (5). – С. 16. .

Надо себе представить хоть на мгновенье, что было бы с советской литературой, если бы взяла верх точка зрения напостовцев. Шла речь о живом процессе советской литературы, о судьбах живых писателей; среди них были такие имена, как А. М. Горький, В. Маяковский, А. Толстой, М. Пришвин, С. Сергеев-Ценский, Л. Леонов, К. Федин, А. Малышкин, Н. Тихонов, С. Есенин, и нет им числа, которые своим творчеством уже в то время доказывали всему миру, как могущественна духовно Советская власть. И вот всем этим художникам предлагалось закрыть двери в советскую литературу. Да, именно так, раз они «не смотрят глазами коммуниста, ибо этих глаз у них нет, – стало быть объективная правда эпохи для них закрыта». И намечались практические меры: «перепахать» попутническую литературу, «немедленно пересмотреть всех попутчиков»… Это означало – запретить печатание их произведений.

Гнев и возмущение вызывает грубо-циничное отношение журнала «На посту» к А. М. Горькому. В первом номере журнала, в пасквиле Л. Сосновского «Бывший ГлавСокол, ныне центроУж», нарочито искажены глубоко гуманистические мысли основателя социалистической литературы, выраженные им в письме к одному из своих многочисленных корреспондентов. Некий начинающий писатель Свешников, нигде не публиковавшийся, прислал А. М. Горькому на отзыв свой рассказ «Тринадцать». Как всегда, Горький нашел время ответить этому начинающему Писателю: «В повести Вашей очень много грубого и жестокого. Мир живет не этим, а мечтой о возможности иной, истинно человеческой жизни, надеждой на эту жизнь, верой в возможность осуществить ее, увидеть человека здоровым, честным, бодрым, смелым. Мотивы классовой борьбы у Вас вызывают чувства человеконенавистничества. Это – несправедливое чувство. «Буржуй» – раб одной идеи, Вы – раб идеи другой, а гимназист, которого проткнули штыком в вашей повести, – цыпленок, невинно пострадавший в драке больших зверей. В этих вещах писателю необходимо точно разбираться. Очень советую, – читайте, учитесь» [101] Там же. – С. 88. .

Это письмо Горького попало в редакцию «На посту». Л. Сосновский, приведя его в своей статье, интерпретирует мысли писателя следующим образом: «Итак, революция и ее наиболее острое проявление – гражданская война – для М. Горького – драка больших зверей. Писать об этой драке, по мнению Горького, не следует… Да, плохо сел бывший Глав-Сокол. Лучше бы нам не видеть его плетущимся в сырую и теплую расщелину вслед за Ужом» [102] «На посту». – 1923. – № 1. – С. 88. .

И опять перед нами встает один и тот же вопрос: чем все это объяснить? Можно допустить, что по своему невежеству деятели «На посту» могли не знать открытых заявлений В. И. Ленина о Горьком: «Напрасно стараются буржуазные газеты. Товарищ Горький слишком крепко связал себя своими великими художественными произведениями с рабочим движением России и всего мира, чтобы ответить им иначе, как презрением» [103] Ленин В. И. Полн. собр. соч. – Т. 19. – С. 153. . Это – в 1909 году. «А. Горький – безусловно крупнейший представитель пролетарского искусства, который много для него сделал и еще больше может сделать» [104] Там же. – С. 251. . Это из работы «Заметки публициста» – в 1910 году. «Нет сомнения, что Горький – громадный художественный талант, который принес и принесет много пользы всемирному пролетарскому движению» [105] Ленин В. И. Полн. собр. соч. – Т. 31. – С. 49. . Это из «Писем издалека» – в 1917 году. Все эти работы Ленина публиковались уже в советское время, до выхода журнала «На посту».

Можно также допустить, что деятели литературного журнала не следили систематически за политической жизнью в стране и не знали документов партии об отношении к интеллигенции. Но чем объяснить такой факт: г. Лелевич начинает свой обзор «1923 год. Литературные итоги» цитатой из резолюции ЦК и ЦКК от 7 декабря 1923 года: «Поворот в сторону советской власти широких слоев интеллигенции, будучи в своей основе глубоко положительным явлением, может иметь отрицательные последствия…» [106] «На посту». – 1924. – № 1 (5). – С. 74. – и все внимание сосредоточивает на словах «может иметь отрицательные последствия». Не на том главном, что широкие слои интеллигенции повернули в сторону Советской власти, не на том Важном, что это в основе своей глубоко положительное явление, а на том, что еще «может иметь». В партийном документе дальше говорится, что на партию, в связи с таким широким поворотом интеллигенции, ложится большая ответственность по ее перевоспитанию. Лелевич же после цитаты из резолюции ЦК и ЦКК пишет: «Алексей Толстой, аристократический стилизатор старины, у которого графский титул не только в паспорте, но и в писательской чернильнице, подарил нас «Аэлитой», вещью слабой и неоригинальной» [107] «На посту». – 1924. – № 1 (5). – С. 79. . В том же разносном духе он пишет о Н. Тихонове, Вс. Иванове, И. Эренбурге, В. Маяковском. Чем же все это объяснить?

Уже тогда дал глубокое объяснение этому А. К. Воронский в статье «Искусство как познание жизни и современность (К вопросу о наших литературных разногласиях)», опубликованной в «Красной нови» за август – сентябрь 1923 года. Непосредственно на поставленный нами вопрос Воронский отвечает следующим образом: «Усвоив общие положения, что внеклассового искусства нет, что художник – сын своей эпохи и класса… критики «На посту» решили, что о никакой объективизме не может быть и речи, что всякое художество насквозь пропитано узкоклассовым, узкоутилитарным субъективизмом. Эта вульгаризация теории классовой борьбы есть особая разновидность релятивизма, доведенного до абсурда. Из тонкого оружия марксистской критики в таком понимании теория превращается в обух, которым гвоздят направо и налево без всякого толку и без разбору. Что в формах классовой борьбы идет вперед, прогрессирует или развивается все общество в целом, что в этих формах совершается накопление материальных и духовных ценностей – это с такой точки зрения должно казаться нелепым, вредной ересью. Классовая борьба превращается в самоцель, она самодовлеюща, она не служит средством для поступательного развития человеческого общества. Никакой преемственности от одного класса к другому и быть не может.