Ирина Галинская - Культурология: Дайджест №2 / 2011

Автор реферируемой статьи понимает под субкультурой «реальные городские социальные группы, занятые нетрадиционными, необычными, выходящими за пределы ежедневных потребностей основной массы населения и обычной (массовой) культуры практиками» (с. 210). Согласно данным Центра изучения массовых информационных процессов, различные российские субкультурные сообщества насчитывают 10,6 % населения старше 16 лет (с. 213). Только в Москве насчитывается 450 таких сообществ (там же).

Однако при этом совершенно не разработаны в социологическом дискурсе их отношения со средствами массовой информации (СМИ). Дело в том, что участие в субкультурах, как правило, характеризуется стремлением «ускользнуть» из пространства влияния СМИ. Локализация многих субкультур осуществляется часто в потаенном, непредсказуемом, маргинальном пространстве: «Лес, море, горы, подземелье, небо, заброшенные военные и промышленные объекты, иные страны, иные культуры» (с. 214).

Учрежденные непосредственно самими субкультурами журналы и другие СМИ автор реферируемой статьи предлагает классифицировать по ряду признаков: 1) журнал издается «ядром» сообщества, причем большим тиражом («Рыбачьте с нами», «Квир» и др.); 2) если журнал издается минимальным тиражом, то он ориентирован только на членов сообщества, для внутреннего пользования (часто на офисной технике); 3) журнал издается независимой от сообщества группой для обслуживания нескольких однотипных сообществ («Афиша», «Хулиган», «Доски» и проч.); 4) журнал признается сообществом «культовым», хотя он является обычным изданием для массового потребителя («Vogue», «Elle», «Esquire» и др.); 5) журнал специализируется на иной проблематике, но иногда публикует статьи о той или иной субкультуре (с. 220–221).

«Собственные журналы с тиражом более 500 экземпляров есть у 170 из приблизительно 450 зафиксированных нами российских субкультурных сообществ», – пишет автор реферируемой статьи (с. 221).

В 1860-е годы Япония первой из азиатских стран приступила к последовательной модернизации. Прежняя модель мира, заимствованная из Китая, была статичной. Она предполагала, что существует культурный центр, окруженный «варварами», которые никогда не смогут приобщиться к цивилизации. Теперь же основными лозунгами эпохи становились: «приобщение к цивилизации» (т.е. к западной цивилизации), «богатое государство и сильная армия», «японский дух и западные знания». Япония должна была не только отстоять свою независимость, но и войти в клуб западных держав в качестве равного партнера. «Реформа тела» была важнейшей составной частью этих всеобъемлющих реформ. Свое тело японцы стали считать «некрасивым» и «непропорциональным». Европейцы открыто смеялись над их низким ростом, «короткими» и «кривыми» ногами, неисправимой худобой, рассматривая любое отклонение от европейской нормы как «отсталость». «Облачаясь в европейскую одежду, японец “уравнивал” себя с европейцем» (с. 249).

В указе императора Мэйдзи от 4 сентября 1871 г. говорилось: «Нынешние одеяния <���…> скроены ниспадающими и оставляют впечатление слабости. <���…> Выглядя слабым, как можно управлять Поднебесной хотя бы один день?» (с. 249–250). Прежняя одежда, по своему происхождению китайская, подлежала замене на «другую». Хотя в указе говорилось про возврат к древнеяпонским традициям, на самом деле имелась в виду европейская одежда. Как и во многих других случаях, японские реформаторы, вводя новые обыкновения, говорили, что возвращаются «к истокам». Сам император стал появляться на публике почти исключительно в европейском платье, преимущественно в военном мундире. В традиционную одежду он облачался только во время молений синтоистским божествам, которые не имели публичного характера.

Мужчины носили европейское платье в общественных местах, но не дома. Европейская одежда не подходила для жизни «на полу» и требовала реформы интерьера японского дома. В первые годы правления Мэйдзи на улицах городов стали появляться женщины с короткими стрижками и в «мужском» платье (в брюках), на что власти отреагировали недвусмысленно: они запретили женщинам носить короткие прически и мужское платье. Простолюдины не стеснялись своей наготы в смешанных публичных банях, женщины кормили грудью младенцев прямо на улицах, но обнаженная женская шея считалась вызывающим знаком сексуальности (с. 251–252). В эпоху, когда мужская жизнь изменялась очень быстро, именно женщине предписывалось стать хранителем традиций. Это знаменовало серьезнейший поворот в сознании: раньше поведение и облик мужчины регламентировались в большей степени; средневековые руководства по этикету были обращены прежде всего к мужчинам (самураям) как гарантам неизменности порядка (с. 252).

Европейская одежда сама по себе не могла отделить японцев от других «азиатов», которых тогдашние японцы стали вслед за европейцами считать «отсталыми». Приезжая в Америку, японцы обнаруживали, что китайцы здесь тоже одеваются по-европейски, а сами американцы принимали японцев за китайцев (которых в Америке было гораздо больше). Японцы воспринимали это как оскорбление (с. 252). Большинство европейцев находило, что национальная одежда все-таки больше японцам к лицу. Переодеваясь в европейскую одежду, японцы хотели закамуфлировать свое тело, но оказалось, что в глазах европейцев она только подчеркивает «недостатки» (с. 253).

Реформа одежды дополнялась «реформой волос». Правительство запретило самурайский обычай выбривать лоб; в обиход вошла стрижка. Мужчины стали отращивать бороду и в особенности усы. Отсутствие усов стало восприниматься как признак «отсталости». Европейцы расценивали японское лицо как «детское» (ввиду гладкой и менее морщинистой кожи) или даже «женоподобное»; усы должны были «состарить» его, придать ему более «мужественный» облик. Литератор Тогава Сюкоцу, посетивший Америку и Европу в 1908 г., болезненно переживал свою «узкоплечесть», и только усы позволяли ему ощущать себя несколько «более широкоплечим». Однако и тут японцев ждало разочарование. С начала ХХ в. мода на усы и бороду идет на Западе (особенно в Америке) на убыль, растительность на лице становится достоянием людей пожилых, т.е. «консервативных», и «презренных» рабочих, так что усатые японцы, путешествовавшие в США, превращаются там в предмет для насмешек (с. 254).