Дмитрий Михалевский - Пространство и Бытие. Сборник статей

Целостность сознания напрямую определяется связностью его элементарных структур. В восприятии явлений внешнего мира связность может проявляться двумя способами: либо как последовательное, либо как параллельное соположение фрагментов, объектов и событий. Но первое есть время, а второе – пространство. Таким образом, в восприятии человека время и пространство – это не что иное как отражение нашей способности упорядочивать мир, объективное отражение целостности и связности нашего сознания. Все остальное – лишь трактовки этих целостностей и связностей в различных прикладных аспектах.

Будучи вторичным феноменом по отношению к восприятию материальных объектов, ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА ПРОСТРАНСТВО ЕСТЬ ЯВЛЕНИЕ БЫТИЯ СУЩЕГО КАК ЦЕЛОГО. В этом определении термин «явление» понимается как появление, возникновение чего-либо. И в том заключается двоякий смысл: во-первых, явление как нечто вновь увиденное, открытое, понятое человеком; во-вторых, явление как нечто созданное им. В результате, пространство предстает как категория историческая, самая абстрактная и в то же время наиболее конкретная форма бытия.

Таким образом, пространственные представления есть отражение текущего уровня развития самого человека, а в историческом плане – срез когнитивной эволюции. Для человека пространство оказывается конструктом его сознания, который он, в силу культурной традиции, полагает тождественным доминирующим представлениям о внешнем мире. При этом его реальное бытие протекает в пространстве, отражающем его индивидуальный личностный уровень развития.

В Древнем мире понятия «пространство» не существовало. Для Античности и Средневековья мир был средоточием материальных объектов. Не случайно художники тех времен так упорно избегали пустоты в своих произведениях. Пространство – открытие итальянского Ренессанса. То было время массового утверждения пространства, которое на закате Средневековья удалось «обнаружить» нескольким одиночкам, творившими вопреки доминировавшей тогда картине мира. Но, в любом случае, то была лишь творческая интуиция, а свое имя пространство обрело только на закате Возрождения, когда из наборной полиграфии был заимствован термин spazio, означавший блок, которым разделяли литеры, чтобы организовать пробел между словами. И до сих пор клавиша space остается в том же качестве на компьютерной клавиатуре. Так начиналась Первая Великая Европейская Пространственная Революция, отразившая смену мировоззренческой парадигмы.

Став понятием, пространство оказалось доступным как для простого упоминания, так и для научного анализа. Пространство в представлении Ньютона было населено духами и демонами, отражая, по сути, мистическое мироустройство средневековья. Ньютону эти «пережитки прошлого» понадобились, чтобы объяснить возможность взаимодействия между объектами на расстоянии в отсутствии прямого контакта между ними. Позже усилиями Леонарда Эйлера, эти антинаучные субстанции были изгнаны из картины мира, и пространство обратилось в абсолютную пустоту, никак не связанную с материальными объектами, в нем размещенными. Эта картина не подвергалась сомнению на протяжении двух столетий и составляет основу современного обыденного сознания.

На пороге XX столетия произошла Вторая Великая Пространственная Революция. И для физиков, и для лириков пространство переставало быть пустотой, ничем, обретая качества полноценного объекта. Теперь можно было изучать свойства пространства, исследовать его связи с материальным миром, а также использовать его как средство изображения внутреннего мира человека. В это время появляются различные теории пространства. Реляционная теория, следуя устоявшейся традиции, утверждает приоритет материи по отношению пространства. Ее прямой конкурент, субстанциальная теория, напротив, полагает первичным пространство как сущность, порождающую материю. В целом ряде теорий преодолевается классическая трехмерность пространства. Наиболее успешной в этом отношении оказалась теория струн.

Мы привыкли воспринимать такие перемены как некоторую объективную эволюцию нашего знания о мире. Мы вроде как накапливаем информацию, расширяем наши представления в ходе настойчивой познавательной деятельности, и мир постепенно, но неуклонно открывается нам во все большей полноте. В действительности, если что и меняется, то это мы сами, механизмы нашего мышления и их связность. А эта связность определяет целостность картины мира, доступной нам на каждом этапе развития.

МЫ СМОТРИМ В МИР И ВИДИМ ТАМ ОТРАЖЕНИЕ САМИХ СЕБЯ – ситуация описанная Станиславом Лемом в «Солярисе»… Неописуемо сложный мир открывает нам ровно то, что мы способны увидеть в нем. Не случайно современные теории пространства все более наполняются субъективизмом и сближаются с идеями, содержащимися в восточных мистических учениях [11] Капра Ф . Дао физики. – СПб.: ОРИС, 1994. . Только наше изначальное сродство с этим миром позволяет избегать абсолютного субъективизма в этой картине. Не надо строить иллюзий: целостность и связность нашего мира, открытых нами законов, описывающих этот мир, есть целостность и связность нашего сознания. За его границами есть много еще чего другого, более высокого, нам – в нашем нынешнем качестве – не доступного [12] Наш материальный мир, как показывают расчеты устойчив только в трех измерениях, соответственно более высокие размерности могут предполагать мир иного качества. Мы можем догадываться об этом мире на основе тренда нашего развития, понимаемого с пространственных позиций. .

Скованные стереотипами рационального мышления, мы не замечаем, насколько эмоциональное опережает рациональное в нашем восприятии. На раннем этапе своего развития мы вообще не думаем о пространстве, постигая мир близких предметов. Потом пространство возникает как испуг темной комнаты. Потом объекты связываются в мир, у него возникает граница, и то, что находится по другую сторону ее, для нас чуждо. Потом у нас возникает неодолимое желание эту границу преодолеть, хотя страх продолжает сжимать горло, а по спине пробегает холодок. Наконец, мы выходим в большой мир, становимся самостоятельными, и пространство превращается в символ возможного, становится синонимом свободы. Пространство становится простором, который обещает новую жизнь, дарит новые перспективы, нового себя, пространство начинает манить, притягивать, завораживать. Мы начинаем устремляться в пространство, покорять его. По мере раскрытия пространства вырабатывается язык, ощущение сродства… С помощью понятий мы опредмечиваем его, и здесь возникает иллюзия, что понятия первичны, что они являются основой, каркасом наших отношений с миром, с пространством. Пространство наполняется глубоким смыслом, и для каждого этот смысл оказывается сугубо индивидуальным, личностным.