Василий Молодяков - Тайный сговор, или Сталин и Гитлер против Америки

С падением кабинета Тэраути Гото оказался в оппозиции и сосредоточил усилия на «внутреннем фронте», став мэром Токио, главой Восточноазиатской ассоциации и ректором ее Высшей школы (ныне университет Такусе-ку), председателем Японско-Русского общества и патроном движения японских бойскаутов. К внешнеполитической деятельности он вернулся в 1923 г., начав переговоры с эмиссаром Москвы Адольфом Иоффе и даже пожертвовав постом мэра Токио ради нормализации отношений с СССР, которой все громче требовали деловые круги. Переговоры закончились ничем, но Гото заявил о себе как о наиболее активном стороннике полноценных отношений с «красными», хотя всего пятью годами раньше ратовал за антибольшевистскую интервенцию.

Причин тому было много, включая тесные связи с промышленными, торговыми и банковскими кругами, но главная одна – понимание необходимости партнерства с Россией, будь она императорской или советской, для успешного противостояния США и Великобритании и для укрепления позиций в Китае, который, начиная с Синь-хайской революции 1911 г., перестал существовать как единое государство, все больше погружаясь в хаос. 10 августа 1923 г. Гото обратился с письмом к наркому по иностранным делам Георгию Чичерину – следующему герою нашего исследования. Это была хоть и не конкретная, но вполне определенная программа сотрудничества двух держав в континентальной перспективе:

«Пришло время, когда уже не только образованные круги, но также и широкие слои населения вполне осознали и придерживаются взглядов, что добрые взаимоотношения между Японией и Россией не только служат счастью обоих народов, но также способствуют стабилизации соседнего государства – Китая и его культурному существованию; они служат также основой мира на Востоке Азии и, наконец, дальнейшим последствием этих добрых взаимоотношений должно быть то, что вместе с Америкой они способствуют установлению мира на Тихом океане и тем самым во всем мире… Я считаю неприемлемой такую политику, которая при установлении международных дружественных отношений лишь склонна следовать по пятам Англии и Америки [4] Явный выпад против дипломатии Утида. . Более того: обоим государствам следовало бы взять на себя инициативу и стать примером для прочих держав… Я хочу еще более выразить свое убеждение, что объединенная сила обоих народов могла бы восполнить недостатки и ошибки Версальской, Вашингтонской и прочих международных конференций» (12).

Чичерин и его ближайший соратник – полпред в Пекине Лев Карахан вежливо согласились с рассуждениями Гото. Отношения между Москвой и Токио еще не были нормализованы из-за отказа России признать долги царского и Временного правительств, на чем Япония настаивала как на условии эвакуации своих войск с Северного Сахалина. В пространном письме к Гото от 7 ноября 1923 г. Карахан подсказал выход, прямо связанный с нашей темой:

«Договор, который должен быть заключен между нами и Японией, мне кажется, должен быть типа Рапалльского договора, т. е. того договора, который в 1922 г. был заключен в Рапалло между Россией и Германией. По этому договору над всеми старыми отношениями поставлен крест. Все старое позади, а будущее обоих народов должно строиться на новых, ясных началах, которые не носили бы на себе следов прошлых обид и ненужных расчетов. Это принцип, который я мог бы назвать принципом «взаимной амнистии», и мне кажется, что правильно понятые интересы японского народа должны были бы привести к заключению именно такого договора. Из старых обязательств может быть взято лишь то, что сохранило подлинно жизненное значение для настоящих и будущих отношений обоих народов… Более того, там, где речь идет о жизненных интересах народа, а не о мертвых принципах, там два народа могли бы пойти значительно дальше, чем старые договоры с царской Россией… Мертвыми формулами о старых обязательствах пусть пользуются те страны, которые достаточно экономически самодовлеющи, чтобы не чувствовать острой необходимости дружбы с новой Россией. Но Япония, имеющая свои особые интересы, несравнимые по своему существенному и незаменимому значению с интересами других стран в России, должна идти своим путем. Если другие страны могут не иметь никаких отношений с Советскими республиками и не испытывают от этого никакого ущерба и поэтому сдерживающе влияют на другие страны, поддерживая в них свою собственную непримиримость, то мне кажется, что Япония поступила бы правильнее, если бы искала своих самостоятельных путей, не оглядываясь на других» (13).

Это звучало внушительно и многообещающе. Трудно сказать, насколько Карахан был осведомлен о симпатиях Гото к Германии (в 1919 г. под его редакцией было издано трехтомное собрание речей Бисмарка в японском переводе), но аналогия оказалась подходящей. Мори Кодзо, личный секретарь и доверенное лицо Гото, осенью 1923 г. несколько раз неофициально встречался с Караханом и его помощником Сергеем Шварсалоном, пасынком знаменитого поэта Вячеслава Иванова, и секретарем Иоффе во время пребывания того в Японии. В январе 1924 г. Мори повез в Москву предложение патрона о создании советско-японского банка на Дальнем Востоке, а оттуда поехал в Берлин, где вел беседы с советскими дипломатами. Этот факт привел в бешенство японского посла Хонда Куматаро, не скрывавшего своего негативного отношения и к России, и к Гото (14).

Толки о советско-германско-японском сближении возобновились осенью 1927 г. Сначала премьер-министр генерал Танака Гиити (которому совершенно необоснованно приписывается печально известный «меморандум») отправил в Москву и Берлин специальную экономическую миссию во главе с богатейшим промышленником Кухара Фусаносукэ – своим личным другом, политическим союзником и спонсором. Перед отъездом миссию принял император, а в Москве – Сталин (документы об этой встрече, к сожалению, до сих пор не обнаружены). Затем в поездку по тому же маршруту собрался Гото, не занимавший никаких официальных постов, но лично и политически близкий к премьеру. Коллегия НКИД признала «необходимым по политическим соображениям хорошо принять Гото в Москве».

Семидесятилетний виконт публично настаивал, что едет как частное лицо и не имеет поручений от правительства, хотя Танака, занимавший также пост министра иностранных дел, просил советских дипломатов принять гостя с максимальными почестями. Официально целями визита Гото называл «ознакомление» с новой Россией и ее экономической политикой, неофициально – выяснение вопроса о возможности предоставления японцам рисовых концессий на Дальнем Востоке и о согласованной политике в Китае. Дополнительно премьер попросил его ускорить забуксовавшие переговоры о заключении рыболовной конвенции. О берлинской части визита ничего конкретного не говорилось.