Array Сборник статей - Сборник трудов участников городской научной конференции «Дух и культура Ленинграда в тылу Советского Союза в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 годов»

– как общие решения входят в жизнь отдельной личности, изменяя и приспосабливая ее к условиям академической организации;

– как развиваются отношения между потребностями организации и потребностями личности (совпадение или конфликт интересов);

– какие пути избирает организация для управления этими отношениями.

Особое значение материалы этого периода имеют для уточнения событий эвакуации. Для академических учреждений Ленинграда это эвакуация шрифтов Типографии АН СССР, подготовка к эвакуации Архива и Библиотеки АН СССР, включение в эвакуационный академический эшелон отдельных ученых, эвакуация руководящих работников ленинградских академических учреждений и замена уехавших руководителей высшего звена, утверждение кандидатур на должности вместо уехавших в эвакуацию, выбывших по болезни или умерших руководителей учреждений. Документы показывают эвакуационные события в динамике, поскольку война вызвала к жизни различные концептуальные модели сохранения академических учреждений (в том числе и БАН), которым соответствовал определенный период развития военных действий вокруг Ленинграда. Отражен в документах и животрепещущий кадровый вопрос, поскольку начало блокады вызвало к жизни резкое сокращение кадров в академических учреждениях и утверждение новых штатных расписаний. Документы фиксируют реальную ситуацию с финансированием ленинградских учреждений, по ним можно увидеть и размеры заработной платы сотрудников и руководящих лиц академических учреждений.

Острота сложившегося положения видна буквально в первом же протоколе (от 25 августа 1941 г.) заседаний Комиссии по делам ленинградских учреждений, в котором отражено тяжелое положение детей академических сотрудников, эвакуированных с детской организацией Ленинградского дома ученых в с. Борок [65] Находится в Ярославской области. (отсутствие четкой организации эвакуации и регулярного финансирования, неудовлетворительные условия питания и проживания) [66] Там же. Л. 1–1 об. .

Болезненно и долго решалась проблема эвакуации. В переписке по вопросам эвакуации учреждений АН СССР и по организации охраны ценностей в Ленинграде имеется письменное обращение [67] ПФА РАН. Ф. 2. On. 18. № 4. Л. 1–1 об. ленинградского академического руководства к главнокомандующему войсками Северо-Западного направления маршалу Советского Союза К. Е. Ворошилову и заместителю председателя Комитета обороны г. Ленинграда члену Военного совета Северо-Западного направления А. А. Жданову, где дается целостная картина, которая сложилась к началу блокады с эвакуацией ленинградских академических учреждений. Обращение освещает длительную историю обсуждения с разными инстанциями вопроса об эвакуации ленинградских академических учреждений и объясняет ситуацию, которая привела к тому, что практически все они (за исключением трех) остались в блокированном городе.

Отправка наиболее известных ученых вместо эвакуации в длительные командировки фактически являлась разновидностью эвакуации. Массовый характер направление в длительные командировки приняло с 27 августа по 13 сентября 1941 г. В этот период были оформлены командировки в Иран, в Таджикский филиал АН СССР, в Казань, в Ижевский медицинский институт, в Педагогический институт Новосибирска для заведования кафедрой.

Однако не все академические ученые стремились покинуть осажденный город – управляющему органу приходилось сталкиваться и с нежеланием сотрудников уезжать в эвакуацию. Так, в частности, 6 сентября 1941 г. на Ученом совете Пулковской обсерватории научные сотрудники высказались за то, чтобы оставить в Пулково службу времени. Основная причина отказа уехать в эвакуацию: только в Пулково (или, на крайний случай, в Ленинграде) оборудование и научные работники отдела могут давать ценную астрономическую информацию в общегосударственных и конкретных оборонных целях. Вопрос о том, что сотрудники Пулково по-прежнему остаются на своем месте и не эвакуируются, обсуждался еще раз на Комиссии по делам ленинградских учреждений 20 февраля 1942 г.

Этот факт важен тем, что из мемуарных материалов, опубликованных в наше время, известно, какой ценой дался сотрудникам Пулковской обсерватории этот отказ – ради своего дела – от эвакуации. Так, Софья Александровна Павлова [68] Старший вычислитель Обсерватории, дочь старшего астронома и ученого секретаря Главной астрономической обсерватории доктора физико-математических наук А. А. Кондратьева. См.: Письма-дневник из блокады / публ. В. Ю. Жукова и Н. Л. Марковой // Труды Государственного музея истории Санкт-Петербурга. Вып. 5: Материалы к истории блокады Ленинграда. СПб., 2000. С. 175. – супруга профессора Николая Никифоровича Павлова [69] Доктор физико-математических наук, профессор. Из семьи астронома-геодезиста, профессора, генерал-майора Н. Д. Павлова. – Там же. С. 185. – писала в своем дневнике [70] Там же. С. 175–191. :

«Конец марта 1942 г.

Директор нашей Обсерватории [71] Александр Николаевич Дейч, доктор физико-математических наук, профессор. – Там же. С. 188. вызвал меня к себе и сказал, что он узнал у главврача „Астории“ (где лежал тогда Коля [72] Сам А. Н. Дейч лег в стационар «Астории» немного ранее Н. Н. Павлова. – Там же. С. 189. ), о безнадежном положении Николая Никифоровича и что мой долг забирать детей [73] С. А. Павлова имела в то время двоих детей – сына Олега (1929 г. р.) и дочь Надю, которую С. А. Павлова еще кормила грудью. – Там же. С. 180–181. и ехать в Ташкент вместе с учреждением, которое эвакуируется через два-три дня. На мою просьбу отложить отъезд хотя бы на несколько дней он ответил, что ничего сделать не может, так как еще только вчера он получил обвинение от моего большого друга К. И., что я не имею права задерживать эвакуацию из-за трупа Павлова.

Не колеблясь ни минуты, сказала, что никуда без Николая Никифоровича не поеду.

Ушла оглушенная, знала только одно: бороться до конца, до последних сил.

Знала также и то, что Коля борется вместе со мною. Что даже в самый тяжелый период болезни разум его оставался ясен, и желание жить и выздороветь было беспредельно, а это было почти все.

Дома ждали меня два маленьких беспомощных любимых существа, за жизнь которых я отвечала.

Через два дня, 18 февраля [74] В примечаниях к тексту уточнено: 19 февраля. – Там же. С. 189. , они уехали. Они – это была маленькая горсточка людей, остальные же все умерли.

Умер профессор Циммерман, умер профессор Ренц со словами „мяса“, старший астроном Берг, старший астроном Елистратов с женой, заведующий механической мастерской Мессер, помощник зав. библиотекой Сапожников, вдова профессора Костинского, вычислительница Войткевич и почти весь младший технический персонал» [75] Там же. С. 183. .