Владимир Ходанович - Екатерингоф. От императорской резиденции до рабочей окраины

Это то, что мы можем узнать из столичной и московской прессы 1814 г.

Когда в публикациях (от монографий до «электронных» рефератов) упоминают или описывают вступление войск гвардии 30 июля, то обязательно (и правомерно) приводят выдержки из воспоминаний декабриста Ивана Дмитриевича Якушкина. Однако без надлежащих – для научных публикаций – уточнений и комментариев.

Известно, что часть своих воспоминаний, в которых содержится ниже приводимый эпизод, И.Д. Якушкин продиктовал своему старшему сыну спустя сорок лет.

После высадки Семеновского полка в Ораниенбауме И.Д. Якушкин «получил позволение уехать в Петербург и ожидать там полк». В городе остановился у однополчанина (или одношпажника , а не однокашника , как ошибочно, не сверяясь с комментариями С.Я. Штрайха, публикуется почти во всех изданиях) Ивана Николаевича Толстого (1792-1854). Вместе они отправились на Петергофскую дорогу «взглянуть на 1-ю гвардейскую дивизию, вступающую в столицу».

Оба были во фраках. Важнейшая деталь!

Ж. Вивьен. И.Д. Якушкин. 1823 г.

Для столицы того лета одетые во фрак офицеры были «зрелищем» совершенно новым, не виданным со времен Павла I. Более того, с октября 1811 г. запрет ношения партикулярного платья, под угрозой «выписки из гвардии», стал касаться также подпрапорщиков и юнкеров. По вступлении союзных армий в Париж Александр I разрешил офицерам одевать фраки во избежание «столкновения с французами». «Были люди, которые в этом видали начало торжества гражданственности: по их мнению, сам меч уничтожил царствие меча» [78] Вигель Ф.Ф. Указ. соч. С. 727-728. . Но «начало торжества» длилось недолго. С ношением офицерами гражданского платья командные чины стали бороться уже вскоре по возвращении армии. Как-то (случай чуть поздний) в один из апрельских дней подпоручик Ржевский (Семеновский полк), «рапортуясь больным», вышел погулять на улицу в партикулярном платье, попался на глаза полковому командиру и приказом по корпусу был арестован на месяц.

Якушкин и Толстой оказались недалеко от кареты, в которой сидели императрица Мария Федоровна и великая княжна Анна Павловна.

И тут происходит тот самый эпизод. В главной роли – «Избавитель Европы» и новоиспеченный доктор права Оксфордского университета.

«Наконец показался император, предводительствующий гвардейской дивизией, на славном рыжем коне, с обнаженной шпагой, которую уже он готов был опустить перед императрицей. Мы им любовались; но в самую эту минуту почти перед его лошадью перебежал через улицу мужик. Император дал шпоры своей лошади и бросился на бегущего с обнаженной шпагой. Полиция приняла мужика в палки. Мы не верили собственным глазам и отвернулись, стыдясь за любимого нами царя» [79] Записки, статьи, письма декабриста И.Д. Якушкина / Ред. и комм. С.Я. Штрайха: репринтн. воспр. изд. 1951 г. СПб., 2007. С. 8-9. .

С.П. Мельгунов так прокомментировал эпизод: «Блестящий маневр» – опустить обнаженную шпагу перед государыней императрицей – «по всем правилам искусства не удался, и это взорвало всегда столь сдержанного Александра» [80] Мельгунов С.П. Указ. соч. С. 44. .

Это не Англия…

К слову, той весной «во всех книжных лавках» Петербурга и Москвы продавалось «полное творение» Монтескье в четырех частях «О духе законов». «Сын Отечества» опубликовал выдержки. Одна из них: «Нравы Государя благоприятствуют свободе столькоже, как и законы: подобно им, он может делать из людей скотов, и из скотов людей» [81] Сын Отечества. 1814. Кн. XIX. С. 265. .

О масти лошади императора в тот день. Рыжей масти были лошади лейб-гвардии 1-й Его величества батареи конной артиллерии (шеф – генерал от артиллерии граф А.А. Аракчеев). И рыжей была общая полковая масть лошадей лейб-гвардии Кирасирского Ее величества государыни императрицы Марии Федоровны полка.

О тех, кто 30 июля входил в Триумфальные ворота.

Сразу отвечу на возможные в связи с этим два вопроса.

Участвовали ли в торжественном марше все, числившиеся по гвардейским полкам согласно штатному расписанию? Например, в Преображенском полку на конец декабря 1813 г. состояли: командир полка, два генерал-лейтенанта, четыре генерал-майора. Полковники, капитаны, штабс-капитаны, поручики, подпоручики, прапорщики. А также – аудитор, квартирмейстер, полковой и два батальонных лекаря. Утверждать об участии в марше 30 июля последних – затруднительно.

Второй вопрос. Это были все те же гвардейцы, которые вошли в Париж 19 марта и находились во Франции до отплытия в Россию?

Нет.

По получении приказа гвардейским частям о морском маршруте возвращения находившиеся на марше больные военнослужащие были отправлены обратно в Париж. Часть военных осталась за границей для дальнейшей службы.

Если просмотреть приказы по гвардии, за подписью Александра I, в период с мая по конец июля 1814 г., то некоторые офицеры были «уволены в отпуск» («до излечения болезни», как командир лейб-гвардии Егерского полка К.И. Бистром, «за болезнями», «для раздела имения», «для приведения имения в порядок»). Некоторые увольнялись от службы «за полученною раною» (с присвоением очередного звания и «с мундиром»), переводились «за болезнями» в гарнизоны. Исключались из списков полков умершие в мае—июле.

Уже после высадки у Ораниенбаума некоторые офицеры брали отпуск и уезжали из полков.

Кстати, были и офицеры, приехавшие в Петербург до того, как их гвардейские полки встали на рейде Кронштадта. В начале июля из Риги – полковник Преображенского полка, адъютант Ревельского военного губернатора В.И. Воронов (одновременно с ним и сенатор, граф М. Огинский). Позднее, из Дерпта, полковник лейб-гвардии Измайловского полка П.Л. Нагель.

Если просмотреть опубликованные списки приехавших в Петербург в период 5-29 июля, то увидим генералов от кавалерии Ф.П. Уварова и А.П. Тормасова, командира Малороссийского кирасирского полка, участника сражений под Кульмом и Лейпцигом, генерал-майора А.А. Протасова, подполковника бывшего Санкт-Петербургского ополчения Черноевича.

Прибыли в столицу из других городов некоторые генерал-губернаторы, губернские и уездные предводители дворянства, командиры и шефы полков, отставные генералы и полковники.

Всего на один день опоздал к торжеству 30 июля примчавшийся в Петербург из Пензы Ф.Ф. Вигель, под влиянием общего чувства «хотя [бы] на минуту вблизи посмотреть на него [Александра I. – В. Х. ] и услышать его голос». Спустя годы Вигель написал: «Телохранители, сотрудники, сподвижники Александра сделались в это время его любезным семейством; им предоставил он все торжество, его ожидавшее. Чрез триумфальные ворота, хотя деревянные, но богато изукрашенные <���…> не хотел он сам въезжать, а чрез них им велел вступить» [82] Вигель Ф.Ф. Указ. соч. С. 728. .