Ганс-Ульрих Кранц - Дети Фюрера: клоны Третьего рейха

В окне второго этажа был виден силуэт человека. Человека, который стоял и наблюдал за мной. Это не был мой нелюбезный собеседник – фигура в окне была гораздо более тонкой. Не знаю почему, но мне показалось, что там стоит старик. Глубокий старик.

Я повернулся и зашагал прочь.

Зайдя в кафе и заказав кружку пива, я попытался подвести итог. Сын Штайнферинга – если это, конечно, был его сын – явно лгал. Он даже не спросил, какие именно события в Лиме я имею в виду – сразу понял, о чем речь. И устроил мне форменный допрос… Впрочем, он тоже узнал ненамного больше. Возможно, я зря назвал свое настоящее имя, но просчитать ситуацию наперед, увы, не всегда возможно.

Баланс был не в мою пользу. Все, кто хоть что-нибудь знал, либо прямо отказывались говорить, либо лгали. Это значит, что в Лиме двадцать с лишним лет назад действительно произошло нечто экстраординарное, но вот что именно?

Я отхлебнул пива и задумался. Все ниточки оборваны. Так что же, возвращаться домой, в Аргентину? Но… не бывает отчаянных положений, бывают отчаявшиеся люди. Так говорил один из лучших немецких военачальников Гейнц Гудериан. А отчаиваться я не собирался.

В конечном счете во всей этой истории есть еще одна зацепка. Национальный медицинский центр Перу. Де ла Квинтура был не врачом-одиночкой, он работал в мошной организации. Вся эта история с «Гитлером» не могла не оставить следов. С тех пор прошло не так уж много времени, чуть больше двадцати лет, и наверняка еще остались те, кто помнит события восемьдесят шестого…

… В Национальном медицинском центре Перу сбылись мои худшие опасения. Да, там было полно людей, которые работали больше двадцати лет. Да, хватало и тех, кто помнил де ла Квинтуру. За три дня я побеседовал с дюжиной старых сотрудников, которые не могли не помнить события, происходившие в мае 1986 года… Но каждый раз, когда разговор приближался к этой теме, я натыкался на стену. Ни прямые вопросы, ни окольные пути не помогали. К концу третьего дня я оказался в том же кафе с кружкой пива. Я был в тупике. И, наверное, там бы и остался, если бы не то шестое чувство, о котором я уже говорил.

Я перебирал в голове свои беседы с медиками. И вспомнил один факт, который сначала показался мне малозначительным. Почти каждый третий из моих собеседников рекомендовал сходить в архив медицинского центра. Причем это было – я чувствовал нутром – не просто вежливой отсылкой куда подальше. Все они вкладывали в этот совет один и тот же скрытый от меня смысл. Но вот какой?

Короче говоря, на следующее утро я ни свет ни заря отправился в архив. Заведующая – женщина лет пятидесяти, на лице которой были видны следы былой красоты, – безучастно скользнула взглядом по моим документам и принесла мне несколько папок, относившихся к 1986 году.

Пролистав их, я не нашел ничего интересного. Но так быстро я сдаваться не привык, к тому же мой опыт работы в архивах говорил о том, что самые интересные документы обычно не так-то просто найти. И я усердно брал все новые и новые папки – с упорством Данаид, пытающихся наполнить бездонную бочку…

Чем дольше продолжались мои бесплодные поиски, тем явственнее я замечал перемены в поведении заведующей архивом. Сначала равнодушная и безучастная, она теперь уже с интересом наблюдала за мной. На пятом часу моей работы, передавая мне очередную порцию папок, она спросила:

– Я вижу, вы ищете что-то конкретное… Могу я поинтересоваться, что именно?

– В этом медицинском центре в мае восемьдесят шестого произошли довольно странные события, – я решил быть откровенным. – Я пытаюсь выяснить детали.

– Вы уверены, что это не слухи? – или мне показалось, или голос женщины действительно слегка дрожал.

– По крайней мере, профессор де ла Квинтура, с которым я говорил пару недель назад, их не опроверг.

– Вы видели его? Как он? Что с ним? – женщина вцепилась мне в руку с такой силой, что я чуть не закричал. Увидев гримасу боли на моем лице, она отдернула руку и поспешно произнесла: – Простите… простите. Я не должна была так реагировать. Вы… Вы действительно видели Гомеса?

– Да, две недели назад, в Буэнос-Айресе. Почему это вас так взволновало?

– Мое имя – Долорес Гарсия, – произнесла женщина, помолчав. – Но это – моя девичья фамилия. Почти десять лет меня знали как Долорес де ла Квинтура. В этом архиве вы не найдете ничего из того, что вас интересует. Приходите в семь вечера в ресторан «Кристобаль Колон». Я расскажу все.

… Несколько часов спустя мы сидели за столиком ресторана. Музыка прекрасно заглушала наши голоса, но мы все равно старались беседовать тихо.

Потому что то, о чем рассказывала Долорес, было для меня настоящим шоком.

– Мы с мужем были очень счастливы, – начала она свой рассказ. – Он – довольно молодой профессор, талантливый медик, восходящая звезда генетики. Я работала рядом с ним, но в другом отделении – я была кардиохирургом. Все рухнуло тогда, в мае восемьдесят шестого. Однажды он пришел и рассказал забавную историю: в больницу заявился человек, заявивший, что он – Гитлер, и настаивавший на генетической экспертизе. Его хотели посадить в психиатрическую клинику, но экспертиза показала – он полностью вменяем. И тогда Гомес – то ли шутки ради, то ли по какой-то неизвестной мне причине – решил провести анализ ДНК. В свое время он ездил в Гейдельберг, участвовал в тамошнем генетическом проекте, и поэтому у него была расшифровка ДНК нацистского диктатора. На следующий день он пришел домой сам не свой. Совпадение ДНК было абсолютным. Ошибки быть не могло – перед ним был Гитлер.

Естественно, Гомес сообщил все начальству. Необычного пациента срочно перевели в охраняемую палату – и не случайно, потому что следующей же ночью в палату, где он находился раньше, проникли через окно неизвестные и перевернули все вверх дном. Гомес попросил усилить охрану. Через день ему сказали, что пациента заберут моряки с американского корабля.

Моряки действительно прибыли, но почти одновременно на больницу напали какие-то люди с автоматами. Они перебили охрану и, если бы американцы не вмешались, забрали бы странного пациента. Бой длился полчаса, моряки победили. Потом они схватили этого человека и уехали. Трупы убрали, кровь смыли, нам приказали обо всем молчать.

А потом к нам в квартиру пришли эти люди. Не перуанцы, нет. Почти половина из них были блондины. Они велели Гомесу немедленно уехать в Аргентину и под страхом смерти молчать о том, что произошло. Там он должен был находиться под наблюдением их друзей. Их лидер тут же написал короткую записку, которую Гомес должен был показать кому-то в Буэнос-Айресе. Она была написана по-немецки.