Петр Голубовский - Печенеги, торки и половцы

Но повсеместно ли степь сохраняет тот же суровый вид, и всегда ли она имела такой характер? Этот вопрос приводит нас к различным теориям о существовании лесов в южной полосе восточноевропейской низменности. Теорий этих было весьма много, и приводить их заняло бы много времени [3] См. Семенова. Отечествоведение, т. VII, глава II, стр. 11–18. Майкова. Рецензия на книгу Барсова «Очерки рус. историч. географии», помещенная в Ж.М.Н.П. 1874 г. № 8, стр. 259 и д. Известия о занятиях IV Археологич. Съезда в Казани. – Реферат господина Майкова. . Едва ли можно согласиться, что все пространство к югу от теперешних городов Тамбова, Рязани, Глухова, Сосницы, Козельца, Василькова, Бердичева и Кременца было и есть безлесно [4] К югу от этой черты простираются черноземные пространства. Основываясь на теории Рупрехта, господин Майков отрицает возможность произрастания лесов на черноземной почве и потому делает вывод, что в Южной России их никогда не было (Ж.М.Н.П. 1874 г. № 8). . Несомненно, были причины, способствовавшие исчезновению лесов в области Южной России. Между ними главнейшими нельзя не признать постоянное движение кочевых масс и способ обработки земли в Древней Руси.

Земледелие на юге ведет свое начало с незапамятных времен. Еще Геродот рассказывает, что где-то в области реки Днепра жили скифы-пахари. Скифское предание о золотом плуге [5] Чтения Имп. Общ. Ист. и Др. Рос. 1861 г. кн. IV. Шеппинг. Опыт первоначальной истории земледелия. , упавшем с неба, показывает, что это земледельческое население относило начало обработки земли к глубокой древности. Еще в IV в. до Р. X. шла обширная торговля хлебом, вывозимым из Боспорского царства [6] Григорьев. Россия и Азия. СПб. 1876 г. Стр. 332–333. . Города, существовавшие в Тавриде и на азийском берегу Боспора, были по преимуществу торговые, не могли произвести количества хлеба, необходимого для обширного отпуска, следовательно, продукты земледелия доставлялись оседлыми окрестными народцами. Мы не можем, конечно, сказать, какой способ обработки земли существовал в данное время, но едва ли он был более совершенным, чем у нас в Древней Руси. «Поднимать целину, чертить, подсушивать и выжигать леса было в обычае на Руси даже в XIV и XV вв.; в IX же, X, XI и XII столетиях, по всему вероятию, этот обычай был еще сильнее». Новые земли, расчищенные для пашни, назывались в XIV в. притеребами [7] Временник Имп. Общ. Ист. и Древ. Москва. 1855 г. к. 22. Беляев. Несколько слов о земледелии в древ. России. Стр. 44–45. . Но это название должно было быть и раньше, ибо слово «теребить» в смысле расчищать дорогу в лесу употреблялось и в начале XI в. «Требите путь и мостите мост», – говорит в 1014 г. Владимир, собираясь идти на Ярослава [8] Лавр. лет. Стр. 127. . Сколько же должны были потерпеть леса от такого способа земледелия, когда мы застаем его на юге до P. X. Не менее чем земледелие истреблению лесов способствовали и постоянные передвижения кочевых народов. Начало и этого факта нам приходится отнести к глубокой древности. Еще во времена Геродота мы застаем в наших степях кочевников – скифов; затем на виду истории проходят гунны, авары, венгры, печенеги, торки, половцы; в заключение явились татары. Каждое из этих племен оставляло след в убыли лесов. Вот, например, как рисует нам следствия татарского нашествия арабский писатель XIV в., Ибн-Яхия. «Эта страна (половцев), говорит он, до вторжения татар была обработана превосходно, и теперь еще она показывает остатки своего первоначального плодородия. Там можно видеть деревья, приносящие различные плоды… Деревья, существующие теперь, представляют только остатки насаждений, сделанных древними обитателями, которые специально занимались земледелием. Несмотря на то что деревьев уничтожено огромное количество, их остается еще много на горах и вдали от городов» [9] «Cette contree, avant l’invasion dee Tartares, etait parfaitemeut culti vee, et elle offre encore aujourd’hui des restes de sa ferlilite primitive. On у voit des arbres qui portent differentes especes de fruits… Ces arbres qui subsistent aujourd’hui sont les debris des plantations faites par les anciens habitants, qui s’occupaient de l’agriculture d’une maniere speciale. Malgre le nombre immense qui a ete detruit, il en reste encore beaucoup dans les montagnes et loin des villes». Notices et extraits des manuserits, v. XII. Notice de l’ouvrage qui a poure titre: «Mesalek Alabsar fi Memalek Alamsar» = Vogages des yeux dans les royaumes des differentes contrees. Ed. par. M. Quatremere, p. 268–269. .

Можно и в настоящее время указать на большие пространства лесов в Подонье, в Поднепровье и др. местах Южной Руси. Имеются данные, доказывающие их существование и в более отдаленное время.

Византиец Кедрен говорит, что печенеги остались между Балканами, Дунаем и морем – в равнине, богатой лесом всякого рода и пастбищами [10] Stritter. Memoriae Populorum, v. III, p. 823. . Это известие относится к XI в., но еще в IV в. погнанные гуннами готы явились к Дунаю, рубили лес, строили однодеревки [11] Ж. M. H. П. 1878 г. № 1. Васильевский. Русско-Византийские отрывки. . Таким образом, ныне пустынная Добруджа не была когда-то так безлесна. Двигаясь на восток, мы вступаем в области рек Прута, Днестра, Буга и Днепра. Леса между первыми двумя реками сосредоточены главным образом к северу.

Здесь местность представляет истинное царство лесов. На юге они доходят до Кишинева, где сливаются с Днестровскими рощами, а с другой – с прибрежными Прутскими лесами, доходя до Кагула [12] Списки населенных мест. Бессарабская Область. Сиб. 1861 г. Стр. XI. . Точно так же рассказы старожилов теперешней Херсонской губернии свидетельствуют, что в старину, даже очень недавнюю, и леса губернии были гораздо обширнее, и реки многоводнее. Река Ингулец выходит из так называемого Черного леса, и в прошлом столетии считавшегося «великой важности для Херсона и вообще для торга по реке Днепру и Черному морю ради дубовых лесов на вершине его стоящих» [13] Ibidem. Херсонская губерния. СПб. 1868 г. Стр. XVIII и XIX. Не здесь ли находился Черный лес, упоминаемый в описании реки Днепра, приложенном к сочинению «О казаках запорожских» (Чтения Имп. Общ. Ист. и Др. Российских. 1847 г. № 6, стр. 35). Точно так же Черный лес помещается на правой стороне Днепра на карте, составленной по чертежу царевича Феодора Борисовича. Эта карта приложена ко II тому Сказаний современников о Дмитрии Самозванце. СПб. 1859 г. . Можно привести для этой местности о лесах несколько известий, восходящих к более отдаленному времени. В конце XII в. мы застаем большие леса по берегам реки Тясминя, впадающего в Днепр. Тут производилась княжеская охота и водилось множество зверей [14] «…и поидоша на ловы по Днепрю в лодьях, и на устье Тесмени, и ту ловы деяша и обловишася множеством зверей…» Ипат. лет. под 1190 г. Стр. 449. . Спускаясь ниже по течению Днепра, встречаем остатки лесов почти у самого устья этой реки. Ныне еще на луговой ее стороне лески начинаются гораздо ниже Алешек. Назад тому лет полтораста там, без сомнения, было более деревьев, нежели теперь, почему и турки могли сказать, что запорожцы, которые после сражения при Полтаве искали убежища в Алешках, скрылись «в лесе братьев» [15] Брун. Черноморье. Одесса. 1880 г. Ч. II, стр. 11 и 13. . Где-то в этой же местности помещалась Гилея греческих писателей. Все они говорили об обилии в ней лесов, а один из них, греческий оратор Дион, посетил лично Гилею и сравнивает ее деревья с корабельными мачтами [16] Ibidem. Стр. 10–11. . Таким образом, в глубокой древности мы находим в низовьях нашего Днепра могучие леса, от которых сохранились только небольшие остатки.