Сергей Парамонов - Русь, откуда ты?

Более того, весь Запад целиком стоит на норманской позиции и не может выставить ни одного имени антинорманиста, для Запада эта проблема не существует.

Правда, работы В. А. Рязановского, Н. Ильиной, Сергея Лесного и др. стали поперек течения этого потока мутной воды, но окончательного перелома еще нет: норманизм всосался в наших «патриотов», которые никак не могут расстаться с дорогим для них представлением, что предки наши были в IX в. дикарями и холуями германцев.

Да не подумают, что мало было антинорманистов (о них можно и должно написать целую книгу), что они руководствовались шовинистическими побуждениями, а научных оснований у них не было. Это не так, что доказывается примером небезызвестного историка Иловайского, по учебникам которого училась вся Россия. В учебниках он был норманистом. И доход от учебников ежегодно доставлял ему новый дом в Белокаменной. Но в ученых диспутах, в научных журналах как ученый он был ярым антинорманистом. В многочисленных научных статьях он опровергал совершенно норманскую теорию, ожесточенно боролся сам с собой, ибо выступал с пеной у рта против того, что он официально проповедовал.

Таковы были условия жизни, что антинорманизм никак не мог пробить себе пути вверх. Гедеонов, автор двухтомного исследования «Варяги и Русь», писал в 1876 году: «Неумолимое норманское вето тяготеет над разъяснением какого бы то ни было остатка нашей родной старины». И он добавляет: «Но кто же, какой Дарвин вдохнет жизнь в этого истукана с норманской головой и славянским туловищем?» Гедеонову была ясна вся нелепость Руси с норманской головой и славянским туловищем. Действительно, такое творение иначе, как истуканом, назвать нельзя. Однако шли годы, десятилетия, «а только воз и ныне там».

Многие культурные люди, конечно, понимали, что с норманской теорией что-то неладно. Тургенев это отразил в своем романе «Дым», написанном в 1857 г. Он вкладывает в уста своего героя Потугина следующее:

«Немцы правильно развивались, – кричат славянофилы, – подавайте и нам правильное развитие! Да где же его взять, когда самый первый исторический поступок нашего племени – призвание к себе князей из-за моря – есть уже неправильность, ненормальность, которая повторяется на каждом из нас до сих пор. Каждый из нас, хоть раз в жизни, непременно чему-нибудь чужому, нерусскому сказал: иди владеть и княжить надо мною! Я, пожалуй, готов согласиться, что, вкладывая иностранную суть в собственное тело, мы никак не можем наверное знать наперед, что такое мы вкладываем: кусок хлеба или кусок яда?»

Мы видим, что еще в 1857 г. даже самые образованные люди того времени совершенно «плавали» в варяжском вопросе. Нутром они понимали, что здесь что-то не то, но преклонение перед авторитетами было столь велико, а привычка критической мысли не существовала, и поэтому мирились с нелепостью, даже чувствуя, что это нелепость.

Многие, однако, понимали, в чем дело. Чернышевский видел в норманской теории «хлам, ничего не стоящий, ни к чему не годный».

Добролюбов отзывался о главном защитнике норманизма Погодине как о человеке, который «победоносно почил на норманском вопросе», мешая «со вздором небылицы», и т. д.

Мало было, однако, высказывать критические мысли. Надо было доказать ложь норманской теории. А для этого не было сил. Сколько ни кричали антинорманисты, а учили-то норманскую теорию. И даже не заикались о существовании других теорий.

В справедливости норманской теории сомневались не только антинорманисты, но и сами норманисты все время искали каких-то подтверждений. М. П. Погодин, столп норманизма, приводил следующую цитату из Гельмольда: «Маркоманнами называются обыкновенно люди, отовсюду собранные, которые населяют марку. В Славянской земле много марок, из которых не последняя наша Вагирская провинция, имеющая мужей сильных и опытных в битвах, как из Датчан, так и из Славян».

Добавим, кстати, что эти объединенные шайки из датчан и славян, шайки варягов, нападали на Англию и требовали буквально «дани» (слово русское).

Приведя цитату из Гельмольда, Погодин добавляет: «Чуть ли не в этом месте Гельмольда, сказал я еще в 1846 г., и чуть ли не в этом углу Варяжского моря заключается ключ к тайне происхождения варягов и Руси. Здесь соединяются вместе и Славяне, и Норманы, и Вагры, и Датчане, и Варяги, и Риустри, и Россенгау. Если бы, кажется, одно слово сорвалось еще с языка у Гельмольда, то все бы нам стало ясно, но, вероятно, этого слова он не знал».

Герберштейн в русской одежде, подаренной Василием III в 1526 г. Иллюстрация из «Записок Герберштейна»

Из сказанного видно, как близко, на волосок, стоял Погодин от настоящего решения и как он понимал, что норманская теория – это еще не решение всей проблемы. Сомнение все время грызло его, и он искал какого-то ключа от тайны. Он лишь временно удовлетворялся норманской теорией. Но в то же время искал и другие решения. Приходится удивляться, как тонко он угадал «верхним чутьем» место, где завязалась загадка Руси. Он знал, где заключается разгадка, но не имел документа, который это доказал бы. Будь у него в руках «Житие» Оттона Бамбергского, мы уже 100 лет назад отбросили бы норманскую теорию.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

В различных публикациях последнее слово этой летописной цитаты записывается с некоторыми разночтениями. По контексту понятно, что речь идет о холме с кумирами. Видимо, здесь стояло изначально «холмъ тъ», холм тот . Именно так истолковывается это место в академических изданиях летописи. – Примеч. ред.

Вуй, уй (др. – рус.) – брат матери. – Примеч. ред .

Академик Алексей Александрович Шахматов (1864–1920) – известный русский филолог, исследователь летописей, уделявший особое внимание реконструкции их текста. – Примеч. ред.

Вероятно, имеется в виду полотно, изготовлявшееся из крапивы и широко использовавшееся в Древней Руси для изготовления парусов. – Примеч. ред.

Mea culpa, mea maxima culpa – лат., моя вина, моя величайшая вина – формула покаяния и исповеди в религиозном обряде католиков с XI в. – Примеч. ред.