Александр Брикнер - Светлейший князь Потёмкин-Таврический

Путешествие Потёмкина считалось современниками знаком немилости Екатерины. Каково было впечатление от этого события, видно из письма Чернышева к Андрею Кирилловичу Разумовскому от 24 июня 1776 года: «Бедный Потёмкин вчера уехал в Новгород, как говорит, на три недели для осмотра войск: хотя он имеет экипажи и стол придворные, он все-таки недоволен» [122] «Il n’en est pas plus content». Васильчиков, «Семейство Разумовских», III. 48. Зато графиня Румянцева, упоминая в письме к мужу от 21 июня 1776-го о поездке Потёмкина в Новгород, не делает намека на немилость. См. ее письма, стр. 204. . Ричард Окс доносил 1 июля 1776 года: «Несмотря на высокую степень милости, которою Орловы пользуются в настоящую минуту у государыни, и на недоброжелательство, с которым, как полагают, граф Орлов относится к князю Потёмкину, последнему продолжают оказывать необычайные почести. Во время своей поездки в Новгород он пользуется совершенно придворной обстановкой, и продолжают утверждать, что он чрез несколько недель возвратится сюда, но тем не менее я полагаю, что милость его окончена, и меня уверяли, что он уже перевез часть принадлежащей ему мебели из комнат, занимаемых им в Зимнем дворце. Высокомерие его поведения в то время, когда он пользовался властью, приобрело ему столько врагов, что он может рассчитывать на то, что они ему отмстят в немилости, и было бы неудивительно и ненеожиданно, если бы он окончил свое поприще в монастыре – образ жизни, к которому он всегда оказывал расположение; и едва ли не лучшее убежище для отчаяния разбитого честолюбия. Говорят, что долги его превышают двести тысяч рублей».

Вскоре после этого английский дипломат сообщал о пожаловании Завадовскому и денег, и крестьян, и чинов; но уже 26 июля он доносил о другой новости: «Князь Потёмкин приехал сюда в субботу вечером и появился на следующий день при дворе. Возвращение его в комнаты, прежде им занимаемые во дворце, заставляет многих опасаться, что, быть может, он снова приобретет утраченную милость» [123] «Сб. Ист. Общ.», XIX. 521. .

Устные рассказы современников о путешествии Потёмкина, об устраиваемых всюду в честь его празднествах, об упрямстве, которое обнаруживалось в его желании во что бы то ни стало сохранить за собою квартиры во дворцах, – все это имеет легендарный характер [124] «Мinerva», 1797, III. 210–212. . Так, например, Гельбиг сообщает разные анекдоты о том, как Екатерина тщетно старалась освободиться от Потёмкина, выжить его из дворца и проч. Документальные источники не допускают сомнения в том, что Потёмкин и после краткого отсутствия оставался другом императрицы, что она нуждалась в нем как в сотруднике. Следующее, например, обстоятельство заслуживает особенного внимания. Когда Потёмкина не было в Петербурге, вместе с принцем Генрихом отправился в Берлин великий князь Павел Петрович, где он должен был встретить свою невесту, вюртембергскую принцессу (Марию Федоровну). Во время пребывания цесаревича за границей Екатерина находилась с ним в довольно оживленной переписке. Потёмкин возвратился в столицу около 20 июля. В конце июля Екатерина написала Павлу письмо, в котором говорилось подробно о его женитьбе. Черновая этого собственноручного письма испещрена поправками и дополнениями, сделанными рукою Потёмкина [125] Cм. Письмо Екатерины к Павлу в «Сб. Ист. Общ.», XXVII. 105–107, где под страницею указано на поправки и добавления, сделанные Потёмкиным. . Значит, он тотчас же после возвращения из путешествия, считавшегося знаком якобы постигшей его опалы, был настолько близким к Екатерине лицом, что принимал участие в редакции ее писем к сыну.

И другие документы, найденные между бумагами Екатерины и относящиеся ко второй половине 1776 года, свидетельствуют о его пребывании в Петербурге и о том, что он вместе с императрицею работал над разными вопросами внутренней администрации и внешней политики. Так, например, Екатерина 26 июля доставила Потёмкину разные бумаги, относящиеся к беспорядкам, происходившим в окрестностях Вологды [126] «Сб. Ист. Общ.», XXVII. 101. . В августе она подписывала рескрипты о крымских делах, очевидно, приготовленные Потёмкиным; подобные же бумаги относятся к октябрю… [127] «Сб. Ист. Общ.», XXVII. 111, 120 и проч. Все это не лишено значения, потому что даже в среде современников смотрели на отлучку Потёмкина как на какую-то ссылку, продолжавшуюся несколько месяцев. В «Записках» Державина сказано, что Потёмкин до ноября 1776 года прожил в Новгороде [128] Грот, «Державин», VI. 529–535. Ввиду всего сказанного мы не соглашаемся с замечанием Я.К. Грота на стр. 529, что обстоятельство удаления Потёмкина вполне разъяснено в записках Самойлова и в монографии Гельбига. Оба они писали гораздо позже. . Впрочем, рассказ самого Державина о том, как он в декабре 1776 года домогался чрез Потёмкина повышения в чине и разных наград, свидетельствует о важной роли Потёмкина в это время при дворе. К тому же во второй половине 1776 года мать Потёмкина сделалась статс-дамою, а племянница его – гоф-фрейлиною [129] «Мinerva», 1797, III. 214–215. .

Об отношении Потёмкина к Завадовскому в это время мы не знаем почти ничего положительного. Только в письме Завадовского к С.Р. Воронцову, писанном в это время, сказано: «Кроме двух Орловых, я не вижу, кого бы интересовал жребий отчизны». Это замечание, как видно, заключает в себе упрек Потёмкину, которого Завадовский не считал хорошим патриотом. В другом письме, как кажется, тоже говорится о Потёмкине, об отношениях его с императрицей, о кознях его, направленных против Завадовского: «Приезжий с Г. получше [130] К сожалению, это письмо издано без числа; издателем поставлен на нем 1776 год. Слово «приезжий» может относиться к Потёмкину, возвратившемуся из Новгорода в июле. «Г.», вероятно, значит «Государыня». . Против меня тот же. Да я рад, лишь бы он ее не прогневлял: меня ж он раздражить никогда не может. Напрасно вы стараетесь находить средства сделаться его другом. Он не родился с качеством для сего нужным. Таланты его высоки, но душа… [131] Так в подлиннике. Всех совершенств не дает природа одному человеку. Таким сделать его, каковым быть ему надобно и любящим его особу и отечество желательно, никак нельзя и вотще все будут помышления. Со мною он не будет николи искренен, потому больше, что он сам знает, что его довольно знаю» [132] «Архив кн. Воронцова», XII. 11. Г. Листовский в «Р. Арх.», 1883, 91, относит эти слова не к Потёмкину, а к Румянцеву. Издатель не занялся решением вопроса, о ком идет речь в данном месте. .

Кроме этих отрывочных заметок в письмах Завадовского, мы не располагаем никакими достоверными данными об интригах Потёмкина в это время [133] Рассказ г. Листовского в составленной им биографии Завадовского в «Р. Арх.», 1883, III. 87–89 основан на слухах и догадках. . Сообщая своему другу С.Р. Воронцову о своем горе, о том, что он лишился расположения императрицы, Завадовский летом 1777 года ни одним словом не обвиняет в своем несчастии Потёмкина. Замечания Гельбига в составленной им биографии Потёмкина об участии последнего в возвышении Зорича не заслуживают особенного внимания, потому что не подтверждаются никакими положительными данными в рассказах современников в тесном смысле.