Коллектив авторов - Польша в ХХ веке. Очерки политической истории

Длительное время в штабных разработках командования и СССР, и Польши стороны выступали как главные военные противники. Но в начале 1935 г. представления советского командования на случай войны изменились: на первый план выдвинулась Германия. Но и Польша не упускалась из виду как возможный союзник нацистов. Основанием для таких оценок восточного соседа служили разведданные о резкой активизации польской разведки в западных районах СССР к середине 30-х гг. В Москве это считали признаком возможного вооруженного нападения (см.: Зданович A. A. Органы госбезопасности и польская армия в СССР (1941–1942 гг.) // Военно-исторический журнал. 2010. № 9).

Через многие годы Молотов признавал, что действия в «литвиновском» духе становились прикрытием принятого курса на урегулирование экономических, а вскоре и политических отношений с Германией, что «все было в кулаке сжато у Сталина, у меня», «послы были только исполнителями определенных указаний», что Сталин проводил имперскую политику, а он, Молотов, видел свою роль в том, чтобы последовательно выполнять «очень твердый курс», как можно более «расширяя пределы отечества» ( Чуев Ф. Сто сорок бесед с Молотовым: Из дневника Ф. Чуева. М., 1991. С. 98–99).

Характеризуя выступление Бека, которое «прозвучало очень серьезно» и было встречено «всеобщими рукоплесканиями», Мацкевич констатировал: «Из надгробия своей политики он [Бек] устроил себе пьедестал» (Мацкевич С. Политика Бека. М., 2010. С. 204).

Польская печать, выражая преобладавшие общественные настроения, с энтузиазмом приветствовала речь Бека: «Много писали о достоинстве, силе польской армии, великом прошлом Польши и воле народа, который не позволит оттолкнуть его от Балтики и предпочтет скорее смерть, чем судьбу невольника. Нападали и высмеивали Гитлера и его советников». Не уступала в агрессивности и немецкая пресса. Она использовала и нагнетала межнациональные разногласия и конфликты на территориях со смешанным польско-немецким и польско-украинским населением. Разгоралась война нервов, которая непрерывно нарастала летом 1939 г. ( Raina Р. Stosunki polsko-niemieckie 1937–1939. Prawdziwy charakter polityki zagranicznej Józefa Becka.Warszawa, 1999. S. 66–72).

В марте 1939 г., вскоре после подписания советско-польского торгового соглашения, Литвинов считал, что советско-польские отношения «стали менее враждебными, но отнюдь не более дружескими; между тем как польско-германские отношения стали менее дружественными и более враждебными. Бек по-прежнему продолжает лавировать между СССР и Германией, уменьшая несколько свой крен в строну последней» (цит. по: «Завтра может быть уже поздно…». Вестник МГИМО – Университет. М., 2009. С. 33).

Весной 1939 г. Москва четырежды за два месяца предлагала Польше помощь в отражении грядущей агрессии, сообщила о предполагаемых направлениях германских атак; в пятый раз это произошло на трехсторонних переговорах военных миссий в Москве; в шестой раз о готовности выступить на защиту Польши советское правительство заявило 21 августа 1939 г.

Еще в мае 1939 г. У. Черчилль, обращаясь к Н. Чемберлену, спрашивал: «Готовы ли вы быть союзником России во время войны?» и пояснял: «Ясно, что Россия не собирается заключать соглашения, если с ней не обращаться, как с равной, она должна не только ощущать равенство, но и быть уверенной в том, что методы союзников – на мировом фронте – наилучшим образом ведут к успеху» (цит. по: Кантор Ю., Волос М. Треугольник Москва – Варшава – Берлин. М., 2011. С. 156–157).

Сотрудничество не исключалось «в случае общих действий против немецкой агрессии… на технических условиях, подлежащих согласованию». В связи с этим посол Франции в СССР П. Э. Наджиар отметил, что «уступка происходит слишком поздно… она недостаточна, поскольку она не позволяет сослаться на решение самого польского правительства» (Год кризиса 1938–1939. Документы и материалы. М., 1990. Т. П. С. 316–317).