Николай Каптерев - Собрание сочинений. Том 1

б) Разные иерархи и другие лица, приезжавшие с Востока и остававшиеся в России на вечное житье.

В Москву с православного Востока приезжали различные лица не только за получением обычной милостыни, но иногда и для вечного поселения в России, так как они [С. 147] не находили для себя более возможным по каким-либо причинам оставаться под властью неверных. Такие выезды в Россию разных лиц с Востока сделались нередки собственно с XVII века. В Москве их принимали очень радушно, награждали особенно щедрою милостынею и оказывали им всякое участие и благоволение. Когда в 1641 г. выехал, по тогдашнему выражению, «на государево имя» сербский Скопийский митрополит Симеон, Михаил Феодорович говорил ему: «Ты приехал к нам на вечное житье от гонения турских людей, и мы, великий государь, тебя, митрополита Симеона, пожаловали, велели тебе видеть наши царские очи и быть при нашей государевой милости, а как тебе в нашем царском жалованьи быти вперед, и о том тебе наш указ будет, а ты бы на наше царское жалованье был надежен» [174]. Такое радушное отношение наших государей к выходцам с Востока, стремившимся найти в России «тихое по обуревании пристанище», поощряло их к переселениям в Россию. Между ними мы встречаем как духовных лиц, начиная с самых высших иерархических рангов и кончая простыми чернецами, так и бельцов, служилых людей и купцов. Мы уже выше говорили, что сам Вселенский патриарх Иеремия, приезжавший за милостынею, усиленно стремился остаться в Москве в качестве Московского патриарха, и только недоверие русского правительства к патриарху-греку, опасение, что вместе с греками, которых необходимо привлечет в Москву поселение там патриарха, на Руси укоренятся и греческие религиозные новшества, воспрепятствовало исполниться желанию Иеремии. В мае 1654 года прибыл в Москву на вечное житье Сербский патриарх Гавриил, который в феврале 1656 г. был отпущен из Москвы на поклонение святым местам и более на Русь не возвращался [175]. Из других автокефальных восточных иерархов у нас не раз находили приют охридские архиепископы, из которых Нектарий, приехавший еще при Годунове, в 1613 г. получил в свое управление Вологодскую [С. 148] епархию [176]. В 1686 г. приезжал в Москву Охридский архиепископ Мелетий, который, по его показанию, 6 лет жил в Нежине при церкви архистратига Михаила [177]. В 1722 году был определен на смоленскую епархию Охридский архиепископ Филофей, который, однако, потом был уволен от занимаемой им кафедры [178]. Приезжали к нам на имя государя и митрополиты разных восточных кафедр, а также архиепископы и епископы. Так, в 1628 году приехал в Москву на вечное житье веррийский митрополит Аверкий, в 1629 г. селунский Паисий, в 1630 г. севастийский Иосиф, в том же году зихновский Неофит, в 1641 г. скопийский Симеон, в 1652 г. колоссийский Михаил, в 1662 г. вершатский Феодосий, в том же году газский Паисий, в 1688 г. скопийский Евфимий. Из архиепископов и епископов к нам приезжали на вечное житье: Арсений Элассонский, прибывший в Москву с Константинопольским патриархом Иеремиею; в 1662 г. приехал погоянинский архиепископ Нектарий, в 1664 г. города Крыжевца сербо-словунский епископ Иоаким, в 1670 г. лидорикийский епископ Панкратий и др. Поселялись в России [С. 149] и выходцы архимандриты, иеромонахи, диаконы и простые старцы [179]. В 1632 г. жил в московском Андроньевском монастыре грек архимандрит Никифор, называемый «затворник»; в 1644 г. переселился в Москву архимандрит Павловского афонского монастыря Никодим и др. Кроме собственно духовных особ к нам выселялось с Востока немало мирян – служилых людей, тортовцев, ремесленников [180], а также толмачей, или переводчиков. Последние служили в Посольском приказе, и на их выбор обращалось особое внимание [181].

Побуждения, заставлявшие разных восточных иерархов выселяться в Россию, заключались обыкновенно в том, [С. 150] что им плохо жилось дома, приходилось по разным причинам окончательно терять свои кафедры и искать себе приюта где-либо в другом месте, а иногда и просто бежать от суда или кредиторов. На Россию они смотрели как на страну, где ловкий, бывалый и оборотливый иностранец, пользуясь своим культурным превосходством, искусно разыгрывая роль гонимого агарянами страдальца, с успехом может занять видное влиятельное положение, быстро составить себе состояние и при посредстве московского двора поправить свое пошатнувшееся положение на Востоке. Именно перспектива быстрой и значительной наживы, перспектива почета и влияния даже и на Востоке, через свою близость к московскому правительству, привлекла к нам немало честолюбцев, которым на родине уже не было ходу, разных искателей легкой и быстрой наживы, которые дома не находили подходящего для себя поприща. Но зато между выходцами очень мало было таких лиц, которые бы переселялись в Россию с целью принести какую-либо действительную пользу приютившей их стране, особенно нуждавшейся в лицах ученых, образованных. О невысоких побуждениях, заставлявших восточных иерархов переселяться в Россию, иногда говорят и они сами. Севастийский, например, митрополит Иосиф так объясняет причину своего выезда в Россию на вечное житье: «Слышал я, нищей твой государев богомолец, твою государскую и отца твоего государева… неизреченную милость и жалованье ко всем страннопришельцам и сего ради, оставя отечество мое и всех сродников и искренних ближних приятелей, выбрел есми на твое государево… имя» [182]. В 1670 году приехал «на государево имя» епископ Лидорикийский Панкратий. О побуждениях к выезду в Россию он заявил: «Слышал-де он про его царского величества премногую милость к их братии архиереом, которые из их стран приезжают к Москве для милостыни, и великий-де государь жалует их своим государским жалованьем довольною милостынею, такожде и он, архиепископ, надеясь на его царское жалованье, приехал к [С. 151] Москве на его царского величества пресветлое имя и должен-де за его царское и его царских чад многолетнее здоровье Бога молить» [183]. О побуждениях, заставивших выехать в Россию на вечное житье Охридского архиепископа Филофея, русский константинопольский резидент Неплюев, которому было поручено разведать о нем, доносил: «Оной архиепископ сперва был богат и накупился на тое Ахриданскую епархию во архиепископы или патриархи, а потом прибавил на него Константинопольский патриарх дани, а он, архиепископ, расположил тое дань на митрополитов тое епархии, на епископов и прочих. И потом выискался один из его подкомандных духовного чина человек и просил, дабы ему быть в Ахридоне архиепископом, в каком случае он положенную дань будет платить без прибавку на подчиненных. И оной архиепископ Филофей имел с соперником своим ссору и, по тамошнему варварскому обычаю, хотя ево победить, истощил все свое имение и конечно того своего неприятеля победил и потом наложил на епархию свою вящие тягости, что снести не могли. Потом били челом на него прихожане у турецкого суда и начли на него тех лишних сборов 7000 левков, почему он, Филофей, и обвинен и посажен был у турецкого суда в тюрьму, и в таком случае занял он у голланской посолыни денег 7000 левков и тот долг заплатил и освободился и дал ей, посолыне, заемную крепость. Потом поехал в Россию» [184]. Приманкою для разных просителей милостыни оставаться на вечное житье в России служило и то обстоятельство, что им давалась за самый «выход» особая плата сверх обычной дачи. Так, веррийский митрополит Аверкий, оставшийся на государево имя, сразу получил от государя подарок на 235 рублей, да в то же время от Филарета Никитича на 124 рубля, на 8 алтына и 2 деньги [185]; селунекий митрополит Паисий [С. 152] от государя получил на 245 рублей, от Филарета Никитича на 180 рублей [186]. Архимандритам и игуменам, остававшимся на житье в России, давали за выход: по камке адамашке, по сороку соболей по 20 и по 15 рублей сорок, денег по 15 и по 12 рублей человеку; черным попам и дьяконам сорок куниц и 8 рублей денег, а иным по тафте и 6 рублей денег человеку [187]. Крылошанам и простым чернцам за выход давали: от царя по 5 рублей, от патриарха по 4 рубля, а иным по 3 рубля; или от царя по 4 рубля да по сукну, от патриарха по сукну да по 3 рубля; а так как их брали «под начал» «для исправления их христианской веры», то и за это исправление им выдавалась особая плата: старцам первой статьи по 4 рубля, второй статьи простым чернцам по 3 рубля [188]. Выезжим торговым и служилым гречанам за выход в Россию давали по трем статьям: первой —15 рублей денег, сорок куниц, тафта, сукно; второй— 13 рублей денег, сорок куниц, тафта, сукно; третьей—10 рублей денег, тафта, сукно [189]. Получив плату «за выход» и поселившись в Москве, выходцы-иерархи обращались теперь к государю с постоянными челобитными, чтобы он пожаловал их тем-то и тем-то. В 1631 году севастийский митрополит Иосиф просит государя и патриарха: «Пожалуйте, великие государи, меня богомольца своего манатеею да шубою, чтобы мне, богомольцу вашему, зимним временем не озябнути», и обещает за это до скончания живота своего молить Бога о государях; соболья шуба ему была дана [190]. Сербский патриарх Гавриил в челобитной царю заявляет: «И по се время твоего царского жалованья никакого не бывало и саккоса, и митры, и посоха, и книг никаких мне не давано, как бывало прежь сего вашего царского величества [С. 153] жалованье иным патриархам, которые приезжали к твоей царской милости», почему и просит пожаловать его всем этим [191]. Вершатский митрополит Феодосий и погоянинский архиепископ Нектарий просят государя сверх полученной уже милостыни еще пожаловать им на окуп их долгов и получают: первый соболями на 350, а второй на 300 рублей; или, например, тот же вершатский митрополит Феодосий просит государя пожаловать ему сани, лошадей, конюха, так как ходить пешком ему зазорно от людей и т. п. [192]Кроме всевозможных получек от государя, жившие в Москве иерархи-выходцы занимались или сами непосредственно, или при посредстве доверенных людей – «племянников» – торговлею, отправляя за границу меха, а оттуда привозя другие товары. Точно так же они входили, пользуясь своим влиянием при московском дворе, в сделки с приезжавшими просителями милостыни, обещая им выхлопотать, конечно за приличное вознаграждение, большую дачу у государя, словом, пользовались всяким случаем зашибить себе копейку, что им и удавалось, тем более что кормы, питье и все вообще содержание им полагалось казенное. К этой возможности хорошей наживы присоединялась еще возможность стать в близкие отношения к московскому двору и тем создать себе видное и почетное положение на самом Востоке, играя роль влиятельного посредника между московским правительством и всеми обращавшимися к нему за милостынею просителями.