Николай Каптерев - Собрание сочинений. Том 1

С воцарением Алексея Михайловича правительство начинает принимать целый ряд мер в видах уже сдержать чрезмерный приток просителей в Москву, которых оно думает теперь останавливать в Путивле и там наделять их милостынею. Распоряжения в этом смысле сделаны были немедленно по вступлении на престол Алексея Михайловича, первые годы царствования которого далеко не отличались тем грекофильством, которое так сильно проявилось у него позднее под влиянием Никона. Прежде всего решено было для приездов всех имеющих царские жалованные грамоты назначить один общий срок, и притом самый длинный – именно десятилетний, чем само собою значительно сокращалось число приездов в Москву просителей. Впрочем, само правительство скоро отступилось от этой меры: уступая разным ходатайствам и челобитьям, оно снова стало сокращать сроки с десяти лет на меньшие, выдавать новые жалованные грамоты с короткими сроками, так что в конце концов эта мера никогда не была осуществлена и в последующее время к ней более не возвращались. Более важное значение имела другая мера: решено было пропускать в Москву только тех просителей, которые имели с собою патриаршие грамоты с какими-либо вестями или личные наказы от патриархов [С. 259] по какому-либо государеву делу. Но просители, являясь в Путивль, стали обманывать воевод, что будто бы у них есть к государю патриаршие грамоты или личные наказы от патриархов, вследствие чего их беспрепятственно пропускали в Москву. Между тем в Москве они заявляли, что так говорили в Путивле только для того, чтоб их пропустили в Москву; грамот же патриарших и личных наказов к государю с ними нет. Таким способом пробрались, например, в Москву силистрийский митрополит Иеремия, элассонский архиепископ Иоасаф и другие. Ввиду этих злоупотреблений со стороны просителей издан был 19 октября 1646 года первый известный нам царский указ, которым предписывалось путивльским воеводам руководствоваться следующими правилами относительно отпуска из Путивля в Москву различных просителей милостыни. «Которые впредь, – говорит указ, – гречане-старцы и бельцы учнут в Путивль приезжать, а скажут у себя грамоты от Цареградских патриархов, и от митрополитов, и от архиепископов о наших делах, и ты бы (путивльский воевода) велел у них тех грамот досматривать подлинно, и которые грамоты у них будут за отворчатыми печатьми, их к нам к Москве не пропускать; а которые грамоты у них будут к нам, великому государю, за глухими печатьми, а скажут они, что писаны те грамоты об них о милостыне, и ты б велел им ждати нашего указу в Путивле, а о том писал и грамоты их прислал к Москве. А буде которые скажут, писаны те грамоты об наших делах, и ты б велел их допрашивать подлинно, о чем те грамоты писаны и то им велел выговаривать, чтоб они сказывали правду, не затевая никаких дел; и буде они едут к нам к Москве бити челом о милостыне и им, по нашему указу, милостыня будет дана в Путивле: а будет они, пролгася нашим делом, приедут к нам к Москве, а в грамотах их об наших делех ничего не объявится, и им за ту их ложь на Москве нашего жалованья, корму и милостыни не будет, и они б сказывали правду, никаких дел не затевая. Да будет по распросу, с которыми гречаны грамот к нам, великому государю, [С. 260] о наших делах не будет и вестей надобных не скажут, и ты б однолично таких гречан к Москве не пропускал, а писал бы вся об них к нам к Москве, а им до нашего указу велел побыти в Путивле. А буде у которых гречан будут грамоты к нам, великому государю, греческих патриархов или митрополитов или архиепископов за глухими печатьми, а скажут впрямь, что те грамоты писаны о наших делех, а не о милостыне, и ты б с теми грамотами присылал их к нам к Москве по прежнему нашему указу» [281]. Понятно, чем был вызван приведенный указ: все более увеличивающийся приток просителей в Москве становился слишком обременительным для государственной казны, тем более что каждый проситель являлся в Москву не один, а в сопровождении нескольких сопутствующих ему лиц, набранных нередко из всякого случайного сброда. А между тем всех их нужно было переправлять из Путивля в Москву и обратно на казенный счет, кормить и поить дорогою и во все время их пребывания в Москве, что требовало от правительства очень значительных, а в то же время непроизводительных расходов. Чтобы избежать их, правительство и решается всех просителей задерживать в Путивле и здесь выдавать им известную положенную милостыню. Русь по-прежнему будет благотворить православному Востоку, только не из Москвы, а из Путивля. Но эта мера не могла быть проведена во всей строгости: наряду с простыми, обыкновенными просителями милостыни приезжали в Путивль и такие, которые привозили с собою тайные отписки разных духовных и светских особ о делах государевых, т. е. попросту политические вести. Такие просители были в Москве желанные люди, тем более что посылавшие их нередко поручали им на словах передать то, что они не успевали или опасались передать на бумаге. Таких-то нужных в Москве просителей воеводам повелевается немедленно отсылать из Путивля в Москву, сделав наперед им предупреждение, что если они обманут государевым делом и обманом [С. 261] проедут в Москву, то здесь им не дадут ни кормов, ни милостыни, а немедленно отправят назад, но только не на казенных, а на своих подводах. Последняя оговорка в указе: пропускать в Москву немедленно всех, которые имеют грамоты о государевых делах, и послужила той лазейкой, в которую бойко полезли смелые гречане-просители, обходя закон, удерживающий их в Путивле. Так, уже в том же году [282], когда издан был указ, явился из Варны митрополит Парфений и на строгий допрос путивльского воеводы о цели своего приезда смело и решительно заявил, что едет к царю об его, государеве, деле, почему немедленно и был отправлен в Москву. Но здесь в Посольском приказе он заявил, что государева дела у него никакого нет, а сказал он это в Путивле для того, чтоб его пропустили в Москву; действительная же цель его поездки – ударить челом государю о милостыне, о своем великом разорении, что подтвердят и привезенные им грамоты патриарха Константинопольского и архиепископа Охридского. В Москве решились было наказать митрополита за такую ложь, как и предупреждали в Путивле воеводы: ему целых полторы недели не давали казенных кормов и питья, пока, наконец, он не обратился к царю с челобитной ради его бедности и великого разоренья пожаловать его государевым кормом и питьем. Государь сжалился над ним и велел выдавать ему корм и питье против иных митрополитов, но по меньшей статье, а затем дозволил ему видеть свои государевы очи и оделил его обычною милостынею. Таким образом, сам государь далеко не строго выполнял им же самим изданные постановления, что для просителей было прямым побуждением обходить стеснительный для них закон. Находили гречане и другие средства пробраться в Москву вопреки закону, удерживающему их в Путивле. В 1648 году в Путивль приехал города Верии Предтеченского монастыря архимандрит Дамиан и города Сервия Успенского монастыря архимандрит Феофан. На допросе [С. 262] Дамиан объявил путивльскому воеводе, что он имеет с собою грамоту Александрийского патриарха, но не ведает о чем, грамоту архимандрита Венедикта с политическими вестями, грамоту одного волошанина тоже о государеве деле. Архимандрит Феофан сказал у себя, кроме грамот с политическими вестями, «и вести тайные и тех-де вестей, государь, – пишет воевода, – в Путивле сказать ему не уметь, а скажет-де, государь, он, архимандрит, те вести на Москве в Посольском приказе. И я, холоп твой, – сообщает воевода, – посылал к ним архимандритам к Демьяну и Феофану гостинна двора голову Ондрея Литвинова, да съезжей избы подьячего многажды, говорить им, государь, велел накрепко: впрямь ли в тех грамотах и в письме Исаия Остафьева (волошанина), которые грамоты и письмо послано с ними к тебе, государю, писано твое государево дело и вести, или они затевают, чтобы им теми грамотами пробраться к Москве?